Еврейские народные сказки. Том II. Сказки евреев Восточной Европы

Исследования и, вероятно, история данных песен в еврейской традиции взаимосвязаны. Авторы песен неизвестны, но впервые песни были напечатаны в Пражской Агаде (1590). «Хад гадья» приводится там только на идише. Тем не менее Яари отмечает, что, в отличие от прочих, тексты этих двух песен существуют на иврите и на идише [1].

Происхождение песен — вопрос, который ставит ученых в тупик. И «Хад гадья», и «Эхад ми йодеа» имеют параллели в устной традиции других народов; они классифицируются как «кумулятивные сказки». Перкал выделяет три структурных типа кумулятивных сказок: «нарастающее» повествование, рассказ-цепочка и рассказ-часы [2]; «Хад гадья», согласно ее классификации, представляет собой рассказ-цепочку.

Фухс [3] и Гефен [4] остроумно отмечают, что нееврейские ученые пытаются установить еврейское происхождение данных песен, тогда как еврейские ученые ищут их корни в фольклоре других народов. Их точка зрения забавна, но не вполне точна. Например, согласно Йоффи, «песня на иврите, напечатанная в Пасхальной Агаде, [является] первой песней, устанавливающей образец для ряда песен, распространившихся по двум континентам и передававшихся на многих языках во многих народах» [5].

Такие вопросы трудно разрешить, несмотря на все обилие (а возможно, именно по его причине) сравнительных исследований XIX–XX вв. Среди еврейских ученых Цунц первым заявил о возможности влияния на «Хад гадья» немецкой народной песни [6]. Гефен тем не менее показал, что немецкая версия, на которую Цунц ссылается как на доказательство, изданная в «Волшебном роге мальчика» (составители Арним и Брентано) и включающая такие слова на иврите, как «шохет» и «малах ха-мавет», сама является переводом «Хад гадья» из Агады [7].

Стихотворную форму «Хад гадья» допустимо рассматривать как сорит — жанр, который Фишель определяет как «набор высказываний, которые, опираясь на логику или последовательность неоспоримых фактов, постепенно приводят к заключению, причем в каждом утверждении используется последнее ключевое слово (или фраза) из предыдущего» [8]. Согласно ему, форма приобрела популярность в греко-римской традиции между 50 г. до н. э. и 200 г.н. э. и соответственно повлияла на танаический и раввинистический дискурс. Фишель рассматривает «Хад гадья» как поздний пример катастрофического сорита [9] — формы, которая имеет последователей в танаической литературе.

Например:

Р. Иегуда — также говорил:
В мире есть десять крепких вещей.
Скала крепка, но железо раскалывает ее.
Железо крепко, но огонь плавит его.
Огонь силен, но вода тушит его.
Вода сильна, но облака переносят ее.
Облака сильны, но ветер разносит их.
Ветер силен, но тело выдерживает его.
Тело сильно, но страх губит его.
Страх силен, но вино притупляет его.
Вино крепко, но сон лишает его силы.
Смерть сильнее всего, и благотворительность спасает от смерти (ВТ, Бава Батра 10а).

Приведенный выше сорит цитируется от имени рабби Иегуды бар Хиллаи (сер. II в.н. э.). В поздних палестинских мидрашах сорит рабби Иегуды включает еще четыре объекта и отличается женоненавистническим содержанием (ср. также сказку ИФА 16395, т. 1, № 35):

Р. Иегуда сказал:
Есть четырнадцать вещей, каждая из которых сильнее другой, и каждую превосходит следующая.
Океанские глубины сильны, но земля возвышается над ними, так как глубины подчиняются ей.
Земля сильна, но горы сильнее и возвышаются над ней.
Горы сильны, но железо сильнее и сломает их.
Железо крепко, но огонь плавит его.
Огонь силен, но вода тушит его.
Вода сильна, но облака переносят ее.
Облака сильны, но ветер разносит их.
Ветер силен, но стена выдерживает его.
Стена сильна, но человек сносит ее.
Человек силен, но беды ослабляют его.
Беды сильны, но вино помогает их забыть.
Вино крепко, но сон лишает его силы.
Сон крепок, но болезнь уносит его.
Болезнь крепка, но ангел смерти побеждает ее и забирает жизнь.
Сильнее [хуже] всего, тем не менее, дурная женщина (Екклесиаст Раба 7:26).