Этот образ поддерживался (или укреплялся) историями о том, как рабби Ханина бен Доса исцелил сына раббана Гамлиэля (I в.н. э.) (ИТ, Брахот 5:5) и сына рабби Йоханана бен Заккая (ВТ). В последней особо отмечено, что рабби Ханина бен Доса садится, положив голову между коленями. Эту же позу использовали мистики для погружения в медитативное состояние, в котором их души могли бы подняться к небесам (ВТ, Брахот 34а). Такой ритуал приближает рабби Ханину бен Досу скорее к колдуну-гностику, чем к благочестивому рабби.
В Мишне слово маасе не обязательно относится к исцелению: там оно встречается 168 раз в различных контекстах, в основном в значении «галахический казус». Один раз он появляется в зачине истории про Хони га-Меагеля (Хони, очертивший круг; I в. до н. э.), которого во времена рабби Ханины бен Досы стали считать чудотворцем [5]. Подобные контексты употребления слова маасе практически отсутствуют в Мишне, поскольку истории о чудесах в принципе малочисленны в корпусе данной устной традиции. В Вавилонском Талмуде этот термин становится одной из стандартных формул для введения нарратива, в том числе и историй о чудесах, возможно отражая более раннее употребление. Образы чудотворцев строились по модели библейских персонажей или персонажей эллинистической культуры. Благодаря подобным персонажам в I в.н. э. стало возможным появление фигуры Иисуса Христа.
Чудотворцы с точки зрения раввинистического иудаизма находились в маргинальном пространстве, поскольку их действия граничили с колдовством и магией. Мудрецы магию не поддерживали, но не могли искоренить эти верования в еврейском обществе того времени.
Рабби Ханине бен Досе, однако, приписывались также благочестие и полное посвящение себя служению Богу, что возвращало его в рамки раввинистического иудаизма и легитимировало его действия, которые были плоть от плоти магических практик и народных верований.
В традиционных текстах присутствуют два вида жанров, в которых фигурирует рабби Ханина бен Доса: истории и высказывания, которые иногда схожи с пословицами. В историях рабби Ханина бен Доса предстает целителем, чудотворцем и человеком, который имеет власть над демонами, в то время как высказывания подчеркивают его набожность, религиозный пыл и бедность. Высказывания также описывают его как человека, который ответственен за существование мира: «Весь мир держится ради моего сына Ханины» (ВТ, Брахот 17b). Он характеризуется как «абсолютный праведник» (ВТ, Брахот 6lb) и настолько самозабвенно предается молитве, что его святость защищает его даже от укусов змеи (ИТ, Брахот 5:1; Тосефта, Брахот 2:20; ВТ, Брахот 33а). Таким образом, в высказываниях он изображен как воплощение еврейского благочестия.
Истории и высказывания, обрисовывающие его роль в обществе, отражают попытку со стороны раввинистического иудаизма включить его и подобные ему фигуры в еврейскую традицию. Они становятся образцами чудотворцев для последующих поколений, а также помогают понять исторический контекст историй об Иисусе, которые циркулировали в обществе примерно в то же время.
«Бедняк» в данной сказке совсем не чудотворец, он, наоборот, объект совершения чуда. Оно происходит благодаря вмешательству Илии-пророка — чудотворца и заступника за обездоленных, как мы знаем из текста Танаха. Чудо является не результатом преднамеренного активного магического ритуала, а наградой за религиозный пыл. Данная история развивается по нарративной модели первой талмудической истории про рабби Ханину бен Досу, включая изначальную бедность, недовольную жену, грядущее праздничное застолье и чудесное разрешение сложной жизненной ситуации.
Битахон: упование на Бога
Библейский стих, который лаконично описывает добродетель абсолютного упования на Бога, находится не в Псалмах, а в Книге Иеремии: «Благословен тот, кто на Господа уповает, надежда его — Господь!» (Иер. 17:7). Однако Псалмы также содержат много стихов, в которых поощряется такое поведение (17:36, 32:20,45:2,64:6, 70:5–6,145:5)1.
В Средние века Бахия бен Йосеф ибн Пакуда (кон. XI в.) считал надежду на Бога одним из проявлений нравственного поведения, как записано в его книге на еврейско-арабском языке «Аль-Хидайя иля фара ид аль-кулюб» («Путеводитель по обязанностям сердца»), которую он написал в мусульманской Испании не позднее 1080 г. Впервые книга была переведена на иврит Иегудой ибн Тиббоном в 1161 г. под названием «Ховот га-левавот» («Обязанности сердец») и стала очень популярным этическим сочинением. Хотя ибн Пакуда опирался на еврейскую традицию, на него также повлиял суфизм. Абсолютная пассивность героя в этой истории не заслужила бы одобрения ибн Пакуды: он считал, что именно усилия, приложенные для достижения благосостояния, являются проявлением подчиненности души Богу и гарантом высокоморального поведения.
1
Нумерация псалмов здесь и далее дается по православной традиции, которая, в свою очередь, опирается на греческий перевод Танаха. —