24 октября Комитет общественного спасения в Петрограде боролся с проявлениями «анархии и погромного движения», от Временного правительства требовали прекратить повсеместные «дикие военные погромы» [«Народное дело» (Вятка), 1917, 3 ноября, №5, с.3-4].
Угроза для евреев пришла в 1917 г. с революцией, когда полиция была разгромлена, царил произвол хулиганов – вот настоящий источник погромов, а не националисты. «”Революционные толпы” на улицах города вызвали у евреев Витебска опасение». В дальнейшем угроза погрома возникла в связи с ухудшением продовольственного положения, опять взыграл экономический мотив, движущая сила чисто революционной преступности: евреев обвинили в присвоении и увозе одной подводы с мукой, когда они имели полное право на перевоз. Весной 1918 г. в частях РККА имелись «сильные антисемитские настроения». Революционный характер имел погром 29 апреля в Витебске, направленный против еврейской буржуазии и за советскую власть без жидов. В менее крупных городах, Новгород-Северске и Глухове, Красная армия устраивала погромы с десятками убитых [А. Зельцер «Евреи советской провинции» М.: РОССПЭН, 2006, с.19, 35, 37-38].
По сравнению с погромом в Кишинёве 1903 г. с 45-ю еврейскими смертями, международное еврейство не стало трубить на весь свет об ужасах коммунистического режима.
Погромы определённо использовали согласно двойным стандартам, в зависимости от политических целей, в качестве шантажа: «намёк на еврейские погромы в Румынии бросает Братиану в жар» [Г. Никольсон «Как делался мир в 1919 г.» М.: ОГИЗ, Госполитиздат, 1945, с.270].
Подъём антисемитизма в Румынии был связан с революционным движением в Восточной Европе. «Это касалось прежде всего Венгрии, где деятельность Белы Куна подняла столь широкие антисемитские настроения», что пришлось вводить процентную норму для евреев в университетах [А. Васильченко «Между дуче и фюрером» М.: Яуза, Эксмо, 2004, с.28].
В эпоху после февраля 1917 г., когда солдаты захватывали полковые кассы, принявшие революционную идеологию крестьяне – церковное и дворянское имущество, отдельные и чаще не осуществлённые посягательства на еврейское добро меркнут в общеуголовной статистике.
Джон Клиер в статье «Казаки и погромы» показывает существенную разницу между стихийными погромами до 1905 г., политическими погромами 1905-1914 и военными погромами Первой мировой и Гражданской с преобладающим мотивом наживы, усугублённым вселюдным привыканием к насилию и убийствам в обстановке продолжительных войн. Эти последние погромы вовсе не были направлены исключительно на евреев: «неевреи зачастую тоже становились жертвами, наряду с евреями», погромы не имели идеологических основ.
Английский историк, не обременённый черносотенными догмами, в очередном проеврейском сборнике, составленном О.В. Будницким, признал нежелание еврейских историков и еврейских источников рассматривать соседние нееврейские жертвы. Это нежелание постоянно приводило к ошибочным оценкам природы погромов, наряду с возникновением ложных обвинений в адрес Царских властей и значительным преувеличением, до мифологического звучания, числа изнасилований в погромах 1881 г., которые в действительности происходили «изредка» и не сопровождались убийствами [«Мировой кризис 1914-1920 годов и судьба восточноевропейского еврейства» М.: РОССПЭН, 2005, с.47-64].
Профессор-славист Шимон Маркиш из Женевы выразил еврейский мифологизм в написании слов «Великие Погромы 1881-1882 гг.» [«Еврейский журнал», 1991, №1, с.65].
Профессиональные филосемиты, не утруждая себя доказательствами, всё время повторяют, будто националистам свойственно «мифологическое восприятие истории России» [Н.А. Митрохин «Русская партия. Движение русских националистов в СССР. 1953-1985 годы» М.: НЛО, 2003, с.447].
В силу типовой недостаточной осведомлённости, можно считать, что в различной форме решительно всем такое восприятие присуще. Оперирование упрощёнными формулами для удобства в первую очередь относится к любой системе образования.
Желающие сколько-то приблизиться к правде должны прилагать значительные усилия, без которых они практически всегда будут ошибаться. Это естественно: гораздо легче, ввиду их многочисленности, произнести множество ошибочных суждений, чем одно верное. Но любое короткое, даже самое верное суждение, будет действительным только при определённых условиях, весьма ограниченно, требуя дальнейшего развёртывания.