Франко справедливо считал либерализм и демократию причинами упадка испанской нации, выразившегося в самой Гражданской войне. Покончив с ней, монархист Франко, расправляясь с революционерами, учредил органы возмездия, которые «не допускали кровавых погромов и таким образом, по крайней мере, предупреждали дикие бесчинства» [Х.Г. Дамс «Франсиско Франко» Ростов н/Д.: Феникс, 1999, с.90, 143].
В этом и заключается отличие действий контрреволюции от последствий победы красных и размаха террора в СССР.
В СССР, ввиду блока Израиля и США, разрешалось рассуждать про антисемитизм сионистов. Данное явление имеет давнюю историю конфликта с противниками переселения в Палестину. Пинхас Рутенберг, будущий создатель террористической организации «Хагана», в России поклонялся народовольцам, сотрудничал с еврейскими лидерами эсеровского террора, организовал провокацию 9 января 1905 г., после чего участвовал в убийстве Гапона. Керенский приблизил Рутенберга к себе после победы масонской революции, и при захвате власти большевиками, Рутенберг оказался в тюрьме, где в марте 1918 г. беседовал с монархистом Винбергом, который вёл дневник. Между ними состоялся разговор, много проясняющий в политике сионистов. Рутенберг: «евреев, если понадобится их переселить в Иерусалим, я возьму с большим выбором». Винберг: «он оказывается ещё более ярым антисемитом, чем я, при таком отрицательном мнении о большинстве населяющих Россию евреев» [«Верная гвардия» М.: Посев, 2008, с.221-222].
Внутриеврейские конфликты демонстрирует критика Рутенбергом могущественного Американского Еврейского Комитета во главе с еврейскими банкирами. 1 апреля 1917 г. печатали статью Рутенберга: «более всего скомпрометировали конгресс руководители сионистов Америки. Они на Филадельфийской конференции под флагом борьбы за национальное равноправие ввели процентное ограничение для евреев, которые им не нравятся и паспортные ограничения для «не граждан». Точно, как в старой, тёмной России!». Стоило ли тогда бросаться в террористическую деятельность против монархической России, раз в США Рутенберг обнаружил, что не может быть никуда избран по названным ограничениям. Евреи всюду желали устанавливать свои порядки, игнорируя и отвергая существующие, пусть самые справедливые и естественные, но для них не выгодные.
Если речь не идёт о евреях, любому ясно, что нельзя позволить всем на свете жителям планеты поселиться в одном каком-то месте, сколько бы все они ни говорили: мы все земляне, мы все люди, никто не смеет нам запрещать, почему одним можно, а другим нельзя. Нельзя, иначе вожделенный, потому что не ими построенный миропорядок перестанет существовать. Будет буквально растоптан. Вот почему нужны гражданство, границы, паспорта, визы, миграционный контроль. Евреи отвергали всё – если это стояло на пути к их всевладычеству.
Рутенберг также с 1915 г. обвинял АЕК и Я. Шиффа в том, что «они никогда не считались» с мнением еврейского народа и являются противниками еврейского национализма и сионизма, поскольку он противоречит американскому патриотизму [В.И. Хазан «Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту» М.: Мосты культуры, 2008, Т.I, с.357, 362].
Как и в монархической России, в США существовали квоты на принятие евреев в университеты. Сверх, того, их не пускали в элитарные клубы [Андре Каспи «Повседневная жизнь Соединённых Штатов в эпоху процветания» М.: Молодая гвардия, 2008, с.222].
Джозеф Кеннеди, симпатизировавший Хитлеру американский посол в Лондоне, передавал немецкому послу: в Бостоне за 50 лет «ни в гольф-клуб, ни в другие клубы не было принято ни одного еврея» [Д. Горовиц, П. Кольер «Клан Кеннеди. Американская драма» М.: Прогресс, 1988, с.104].
Иван Солоневич писал в эмиграции в 1953 г.: «в Германии были, а в САСШ есть и сейчас рестораны и гостиницы, спортивные кружки и университетские объединения, в которые «вход евреям запрещён». У нас это было невозможно» [И.Л. Солоневич «Народная монархия» М.: РИМИС, 2005, с.223].
У нас – это в Самодержавной России, основой идеологии которой был национализм – т.е. народность.
Как показывают воспоминания Винберга, сам Рутенберг мало считался с нуждами еврейского народа, которыми он спекулировал для видимости. В США в нём говорила обида за личные притеснения: американцы оттирали его от руководства сионистским движением, к которому он стремился.