В 1943 г. Толкин говорил о своих политических воззрениях в пользу неконституционной монархии. «Я не “демократ” хотя бы потому, что “смирение” и равенство есть духовные принципы, извращённые попыткой механизировать и формализировать их», вызывает в результате «всеобщее величие и гордыню», и «мы получим, и уже получаем, рабство» [С.В. Алексеев «Дж. Р.Р. Толкин» М.: Вече, 2013, с.192, 199-200, 205].
Следует равняться на такие суждения, а не на американскую культуру геноцида. Если для доказательства извечного русского рабства все филосемиты типа И.С. Кона талдычат про крепостное право, то многие десятилетия после 1861 г. «в Америке, стране, народ которой образовался, по-видимому, из самых демократических элементов Англии и Ирландии, в этом самом населении аристократические тенденции пробудились, как только населению пришлось столкнуться с краснокожими, китайцами и неграми. Наша публика, знакомая с войной за освобождение негров, вряд ли поверит, если я скажу, что во многих штатах положение негра чуть ли не хуже, чем во времена, когда писала Бичер-Стоу свою «Хижину дяди Тома»». «Что же касается китайцев и японцев, то для последнего из американских рабочих это будут люди низшей расы, т.е. почти что не люди» [А.Н. Краснов «Из колыбели цивилизаций» С.-Петербург, 1898, с.536].
Д. Кеннан считал американские тюрьмы несоизмеримо страшнее русских: «я предпочёл бы пожизненную ссылку в Сибири пятилетнему заключению в тюрьме штата Огайо» [«Факел», 1989, с.106].
Белогвардейцы, потерпевшие поражение, вынужденные спасать свою жизнь от красного террора, покидая Россию, пережили все прелести французских и английских лагерей своих демократических союзников. Таковые за 1920 г. сравнил Аркадий Аверченко:
« – Там грубо уж очень. При раздаче пищи благодетели эти наши – приклады в ход пускают.
– Да, в этом отношении здесь лучше. Стек – это всё-таки не приклад. И потом, ежели он меня ругает при этом, то всё-таки французская речь звучит как родная.
– А говорят, здесь есть такой лагерь, где даже стека нет. Пара подзатыльников на всю партию, да и конец.
– Вот бы туда устроиться!» [Аркадий Аверченко. Русское лихолетье глазами «короля смеха» М.: Посев, 2011, с.220].
Такие союзники отобрали вывезенные русскими продовольственные запасы, серебро, одежду и обувь. В.К. Витковский: «полуголодный галлиполийский паёк, выдаваемый французским интендантством, был ещё более урезан и стал в полном смысле слова голодным». Эмигрантскую драму в Константинополе, точно переданную Аверченко, описали В.Х. Даватц и Н.Н. Львов: «на каждом шагу нам давали чувствовать, что русским не разрешено то, что разрешено французам и англичанам», «нас спускали с лестницы и разгоняли в толпе палками чернокожие, одетые во французскую военную форму, когда нас выталкивали за дверь, чтобы дать дорогу французскому офицеру» [«Русская армия на чужбине» М.: Центрполиграф, 2003, с.35, 136, 154].
Таковы были нравы никем не обвиняемых в крепостнической отсталости любителей парламентского правления. На таком культурном фоне распространяли легенды о кошмарных еврейских погромах, поскольку иначе доказать превосходство западной демократии над русской монархией не получилось бы. Славянофилы осудили чёрную неправду судов в России, но если использовать сравнительный подход, такой значительный специалист по криминальной истории как Алексей Ракитин, автор «Смерти, идущей по следу», в другом исследовании заключает, что плох человек по своим человеческим качествам, т.е., несостоятелен гуманизм, а не русский национализм и русская культура:
«Честолюбие и корысть отдельных служащих, стремящихся сделать карьеру на скандале, существовали во все времена, во всех странах и при любом строе. Это фундаментальные свойства личности, а вовсе не пороки общественной системы. «Мултанское дело» убедительно показало, что уже в первой половине 19-го столетия Российская Империя имела эффективный механизм правового регулирования, пожалуй, самый совершенный для того времени» (А.И. Ракитин «Мултанское жертвоприношение»).
В поездке по странам Азии в Сингапуре русский писатель, монархист Крестовский в 1880 г. узнал, как работает английская судебная система:
«Дело в том, как нам объяснил конторщик, что у этих судей есть два мерила справедливости: одно для англичан и другое для иностранцев. Случись подобная история с англичанином, судья непременно приговорил бы боя-китайца к тюрьме и оправдал бы англичанина даже и в том случае, если бы последний избил его: бой, во всяком случае, был бы виноват и наказан, знай-де, каково надерзить англичанину! Но совсем иной оборот получает история, когда на место англичанина является иностранец» [В.В. Крестовский «В дальних водах и странах» М.: Век, 1997, Т.1, с.242].