А я схулиганил перед девчатами в не обмятой форме.
— Герой Советского Союза старший лейтенант Ариэль Фрейдсон. Честь имею.
— Так уж и герой, хватит заливать, — девчонки даже остановились.
Я обиделся. Вынул из кармана халата газету, развернул и дал им почитать.
Врачихи на внешность были обычные. Не красавицы и не уродки. Форма им шла. Особенно буденовки.
— Ой, и правда герой, — прикрыла губы ладошкой Костикова.
— А может он и не Фрейдсон вовсе? — заосторожничала Шумская.
— Ведите уж меня в палату и там спросите, как меня зовут, — предложил я, отбирая у них газету.
В палате Коган натягивал на свои кривые ноги галифе из синей диагонали. Они у него были английского фасона: очень узкие внизу и в коленях, а аккуратные ''уши'' начинались на ладонь выше колен.
— Ойц, мадамы, пардоньте, — он резко повернулся к нам спиной, демонстрируя свой плоский зад с отвислыми на нем кальсонами. — Один момент.
Натягивать тесные галифе, да еще одной рукой ему было неудобно, и он замешкался, неловко дергаясь.
На помощь ему бросилась Шумская. Толкнула Когана ненароком, и они чуть не грохнулись ниц на кровать, но кавалерист вовремя схватил военврача за хлястик шинели. Хлястик затрещал, выстрелил пуговицей, но удержал.
Они вновь приняли вертикальное положение, и в три руки довольно быстро галифе оказалось на положенном месте. Через минуту врачиха уже выговаривала политруку, что с таким тесным галифе надо носить шелковые кальсоны. Не иначе.
— Они и были у меня шелковые, — Коган густо покраснел. — Да вот пока мне руку отрезали, кто-то их спёр.
При этом политрук неловко пытался надеть правой рукой на левое плечо подтяжку. С правой стороной он справился лихо.
Шумская помогла ему и с подтяжкой и с габардиновой гимнастеркой и с портупеей без кобуры.
Коган стал выглядеть браво. Особенно блестя медалью ''За боевые заслуги'', но все портил свободно висящий левый рукав с сиротливой красной звездой. Наконец и его заправили за ремень.
— Позвольте представиться, — слегка наклонил он разлохмаченную голову перед женщиной. — Старший политрук Александр Коган. Политрук этого богоспасаемого заведения.
— Так это вы нам должны читать лекцию о международном положении? — спросила Костикова.
— Не буду отказываться от такой чести, — вскинул подбородок Коган.
— А что же вы тогда одеваетесь в палате раненых?
— А где ещё, если я утром лежал на этой койке в статусе раненого, — улыбнулся политрук.
Заглянул в палату доктор Туровский.
— Так… Это ещё что за митинг?
— Мы вашего ранбольного героя привели, Соломон Иосифович. По дороге позаботились, чтобы его не затоптали, — улыбнулась Шумская.
Доктор Туровский вскинул руку и упёр указательный палец в грудь военврача.
— Шумская.
— Так точно, товарищ военврач второго ранга, — бодро отрапортовала та. — Военврач третьего ранга Шумская. Представляюсь по случаю присвоения воинского звания.
— Э…. - палец врача уже смотрел в грудь другой военврача. — Костина.
— Костикова, Соломон Иосифович, — поправила она.
— Ну-с, девушки, поздравляю вас врачами. Не рано ли?
— Следующие за нами курсы будут выпускать уже по сокращенной программе. Нам, уж не знаю: за кого следует помолиться, засчитали полный курс.
— И как оно в новом качестве?
— Еще не поняли, Соломон Иосифович.
Улыбаются обе.
— Пошли отсюда, у меня договорим, — взял он девушек под руки.
У дверей обернулся.
— Коган.
— Слушаю вас, — вытянулся политрук.
— В морге у нас полковник Семецкий лежит. Хладный уже. Надо бы как-то траурно оформить… наглядно в холле. Это теперь ваша же епархия?
— Будет исполнено, Соломон Иосифович, — политрук перевел тональность разговора к больше интимности.
— Я надеюсь на вас, Саша, — улыбнулся ему доктор и повлек за собой девушек из палаты. Да так, что их пожелания нам выздоравливать мы услышали уже из коридора.
— А что с полковником, — спросил Раков.
— Надорвался от анекдотов, — буркнул Коган. — Жил грешно, да и помер смешно. Смеялся. Зашелся. Сердечный приступ. Не откачали… И так бывает.
Он был очень недоволен тем, что Туровский увел новоиспеченных военврачей от нас.
А Раков пожал плечами и снова стал терзать гармонь и петь по старенький дом с мезонином.
Данилкин остановил его и попросил сбацать что-нибудь веселого.
— … а то и так тут настроение траурное.
И Раков, не возражая, растянул меха и, смешно приплясывая на заднице, стал наяривать ''камаринского''.