— Товарищ Гетман, налейте и мне коньяку вас поздравить с заслуженной наградой, — вклинился комиссар к нам в компанию.
— Не вопрос, товарищ Мехлис, — подполковник наливает комиссару свободную стопку.
— А вы, как я понимаю, товарищ Фрейдсон будете? Мастер беспарашютного спорта, — поворачивается Мехлис ко мне.
Я киваю, соглашаясь.
— Он самый. Ариэль Львович.
— А я — Лев Захарович. Будем знакомы, — комиссар чокается с нами и вкусно пьёт коньяк.
Закусывает ломтиком лимона, присыпанным тертым кофе и сахарной пудрой. Вкусно закусывает. Я тоже так хочу.
Пробую — очень вкусно. Мне теперь, думаю, все закуски к выпивке потребуется изначально изучать.
— Ариэль Львович, мне про вас комиссар Смирнов рассказывал, как только я в Москву с фронта прилетел. Вы найдите время завтра заскочить ко мне в Политуправление, а то мне скоро снова на фронт — Ставка посылает.
— Куда на этот раз, Лев Захарович? — Интересуется подполковник Гетман.
— На юг. В Крым. Ты представляешь, что там удумали: войска в Крыму, а штаб фронта в Тбилиси. Мало нам там Кулика было. Так теперь еще Козлов из-за моря руководит, словно первый лорд адмиралтейства.
Вокруг стало шумно. Смотрю, по рядам идут Сталин с Калининым в окружении свиты. К каждому столику подходят, чокаются с награжденными своими фужерами с вином, но не пьют, а слегка так пригубляют. Но с каждым.
Когда дошло до меня, Сталин, со звоном стукнув ободком своего фужера о мою стопку, спросил.
— Товарищ Фрейдсон, мне сказали, что ви вернулись с того света дважды. Это так?
— Так точно, товарищ Сталин, — отрапортовал я. — Первый раз, когда сгорел мой парашют, я умудрился попасть на заснеженный склон глубокого оврага и не разбиться об землю, а только получить контузию и сломать ногу. А второй раз очнуться от клинической смерти в новогоднюю ночь.
— Долго жить будете. Примета такая, — улыбнулся вождь. — Просьбы, пожелания есть?
Набрался наглости и брякнул.
— Товарищ Сталин, пока я защищал московское небо, враг разбомбил мою квартиру на улице Радио. Так что, какие могут быть личные просьбы, если я свой дом защитить не смог.
Сталин повернулся к советскому президенту и полушутливо сказал.
— Товарищ Калинин, что ж так плохо живут наши соколы. Непорядок. Я прошу изыскать возможности и найти новую квартиру товарищу Фрейдсону.
И, повернувшись ко мне, снова спросил.
— Так будет хорошо? Еще какие пожелания?
— Только одно, товарищ Сталин, бить врага по настоящему, по большевистски.
— Вот это по-нашему, — улыбнулся Сталин. — Вот за это надо выпить.
И снова со всеми нами за столиком чокнулся фужером. Опустил в него губу. И не прощаясь, пошел к другим столам.
И я вдруг понял, за что все так любят Сталина. За его не показное, а искренне участие в человеческих судьбах. За то, что люди ему интересны.
Мехлис оставил мне на страничке, вырванной из блокнота пятизначный номер телефона.
— Завтра позвоните. За вами вышлют машину, — и, протянув нам с подполковником руку для пожатия, ушел догонять свиту Сталина.
— Кто ты такой, капитан? — спросил меня Гетман, разливая остатки коньяка.
— Лётчик.
— Вижу, что не сапёр. Давай со знакомством. — Поднял он стопку. — Я командир штурмового авиаполка. Летаю на Ил-2. А ты?
— Ночной истребитель ПВО. Адъютант эскадрильи. Летал на МиГ-3.
— А что за беспарашютный спорт, о котором тут говорили?
Мы выпили. И я рассказал свою историю с тараном, как мне ее самому рассказали.
— Везучий ты, чертяка, — восхитился подполковник.
У него на груди кроме сегодняшних наград был такой же как и у меня орден ''Знак почёта'' и два ордена Красного знамени.
— Насколько везучий — покажет врачебная комиссия, — засомневался я. — Все говорят, что летать мне больше не дадут.
— С комиссией не поспоришь. Иди тогда ко мне начштабом в полк. Будешь руководить полётами с земли. Сейчас такая аппаратура поступает — блеск. И машины новые радиофицируют. Хотя лучше бы стрелка заднего впихнули с ''березиным''[35].
— Так у вас же ''илы'' бронированные, — удивляюсь.
— Ил бронированный, а хвост у него деревянный. Вот эти стервятники и повадились нам хвосты отстреливать. Пушка у ''худого''[36] двадцать миллиметров. От хвоста только щепки летят. Одноместным наш штурмовик делали в расчете на истребительное прикрытие. А оно… не всегда бывает, в общем. Ты как насчёт того, чтобы еще на грудь принять? — покачал он пустую бутылку. — Меня в ''Москве'' поселили, там ресторан допоздна работает.