Орфей. Глупышка.
Эвридика. Постель полна ими; как безобразны их движения.
Орфей (пытаясь увести ее) . Пойдем обедать. Улица вся розовая от первых фонарей. Зайдем в маленькое бистро, где пахнет чесноком. Кстати, ты будешь пить из рюмки, которой уже касались тысячи губ, и тысячи толстых задов, протиравших обитый плюшем диванчик, продавили для тебя местечко, где тебе все же будет уютно. Ну идем же.
Эвридика (сопротивляясь). Ты смеешься, ты все время смеешься. Ты такой сильный.
Орфей. Со вчерашнего вечера! Герой!.. Ты же сама мне сказала.
Эвридика. Да-да, герой, который ничего не слышит, ничего не чувствует, который уверен в себе и идет вперед напролом, не оглядываясь. О, еще бы, вам легко, — теперь, когда вы взвалили все бремя на меня… Вы тут разглагольствуете бог знает о чем, вы воскрешаете — и как раз в тот момент, когда этого совеем не ждешь, — все грязные парочки, которые копошились в этих четырех стенах, вы пачкаете нас липкой смолой истасканных слов, а потом и в ус не дуете. Вы отправляетесь обедать, объявив: все хорошо, зажглись огни, пахнет чесноком.
Орфей. Ты и сама скажешь это через минуту. Пошли, уйдем отсюда.
Эвридика. Для меня все хорошее кончилось. Нет больше хороших запахов. Как все было мимолетно…
Орфей. Да что с тобой? Ты вся дрожишь.
Эвридика. Да, дрожу.
Орфей. Ты побледнела.
Эвридика. Да.
Орфей. Почему у тебя такие глаза? Я никогда не видел у тебя таких глаз. (Хочет привлечь ее к себе, она отворачивается.)
Эвридика. Не смотри на меня. Когда ты смотришь на меня, твой взгляд меня волнует. Словно ты положил мне руки на бедра и проник в меня, как пламень. Не смотри на меня.
Орфей. Я со вчерашнего дня смотрю на тебя. (Привлекает ее к себе; она уступает.)
Эвридика (побежденная, прижавшись к нему, шепчет). Знаешь, ты сильный… На вид ты просто худенький мальчуган, а ты сильнее всех на свете. Когда ты играешь на скрипке, как вчера на том вокзале, или когда ты говоришь, я чувствую себя маленькой змейкой… И мне остается только одно — тихонько приползти к тебе.
Орфей. (заключив Эвридику в объятия, согревает ее) . Хорошо ли тебе, милая змейка?
Эвридика. Порой, когда ты молчишь, мне кажется, я свободна, как прежде. И я целую минуту изо всех сил дергаю за нитку. Но вот ты опять заговорил, нитка наматывается на катушку, я снова в западне, и я счастлива…
Орфей. Ты змейка, которая слишком много размышляет. А змейки должны просто греться на солнышке, пить молочко, которое им приносят, и мирно мурлыкать.
Эвридика (тихонько). Это котята мурлыкают.
Орфей. (гладит ее по голове) . Не важно, мурлычь себе на здоровье, я с тобой.
Эвридика. Ты предатель. Ты нежно треплешь меня по голове, и я засыпаю под твоим ласковым солнышком.
Орфей. И говоришь: «Как трудно».
Эвридика (внезапно кричит, высвобождаясь из его объятий) . О, любимый!
Орфей. Да.
Эвридика. Я боюсь, это будет слишком трудно.
Орфей. Что — это?
Эвридика. В первый день все кажется таким легким. В первый день только и знай придумывай. Ты уверен, что мы не придумали все это?
Орфей. (обхватывает руками ее голову). Я твердо уверен, что я тебя люблю и что ты меня любишь. И уверенность моя тверда, как камень, как все, что из дерева и из железа.
Эвридика. Да, но, может быть, ты вообразил меня другой. А потом, когда ты взглянешь мне в лицо и увидишь меня такой, какая я есть…
Орфей. Я со вчерашнего дня смотрю в твое лицо. Слушаю, как ты разговариваешь во сне.
Эвридика. Да, но я сказала тебе совсем немного. А если сегодня вечером я снова усну и скажу все?
Орфей. Все! Что — все?
Эвридика. Старые прилипшие слова, старые истории. Или вдруг кто-нибудь, одно из действующих лиц, придет и скажет тебе…
Орфей. Что они могут мне сказать о тебе? Теперь я знаю тебя лучше, чем они.
Эвридика. Ты думаешь? (Поднимает голову и смотрит на Орфея, который продолжает все с большим воодушевлением.)
Орфей. Мой милый солдатик. Я хорошо узнал тебя за весь тот день, что ты была у меня под началом. До чего я был отвратителен вчера, когда разыгрывал из себя командира. «Быстрее, поезд подходит. Садись в последний вагон. Займи места, я пойду за подушками. Просыпайся, уже Марсель. Пора выходить. Держись, гостиница далековато от станции, но у нас нет денег на такси…». И оглушенный солдатик, у которого глаза еще слипались от сна, с бодрой улыбкой хватал чемоданы. И ать-два, ать-два, храбро шагал во мраке за своим капитаном… Подумать только, вдруг бы я нарвался на даму в шляпке с перьями, на высоких цокающих каблучках! Да я умер бы от страха, когда просил номер в гостинице. А в вагоне, под взглядами всех этих мужчин, которые притворялись, что спят, а сами мысленно раздевали тебя… Как знать? Быть может, она улыбнулась бы, быстро стянула с себя юбочку, потом уронила головку на плечо, втайне довольная, что все купе, хоть и притворяется спящим, желает ее… О, я умер бы от стыда… Но мой молчаливый солдатик, сидевший рядом со мной, сразу стал как деревянный. Ноги ловко поджаты, юбка загадочным образом удлинилась, руки спрятаны, вся застыла, как изваяние. Маленькая, незрячая мумия, и разочарованные соседи, которые притворялись спящими, постепенно забыли о ней и захрапели один за другим. А я даже не поблагодарил тебя.