Занавес
Действие третье
Декорации вокзального буфета, погруженного в темноту. Ночь. Только с перрона, где горят сигнальные огни, просачивается слабый свет. Вдали еле слышное дребезжание звонка. В зале буфета безлюдно. Стулья взгромождены на столы. Мгновение сцена остается пустой, потом открывается дверь на перрон: входит г-н Анри, ведя за собой Орфея, без шляпы, в плаще. Вид у Орфея усталый, измученный.
Орфей (недоуменно оглядывается вокруг). Где мы?
Г- н Анри. Не узнаешь?
Орфей. Я не могу больше идти.
Г- н Анри. Сейчас отдохнешь. (Берет со стола стул.) Вот тебе стул.
Орфей (садится) . Где мы? Неужели я пьян? Все вокруг меня кружится. Что произошло со вчерашнего дня?
Г- н Анри. Сейчас еще вчерашний день.
Орфей (вдруг все понял и кричит, пытаясь подняться). Вы обещали мне…
Г- н Анри (кладет руку ему на плечо) . Да, я тебе обещал. Сиди. Отдыхай. Хочешь покурить? (Протягивает Орфею сигарету, тот машинально берет.)
Орфей (при свете зажженной спички снова оглядывается вокруг). Где мы?
Г- н Анри. Угадай.
Орфей. Я хочу знать, где мы?
Г- н Анри. Ты сказал, что не будешь бояться.
Орфей. Я не боюсь. Я только хочу знать, пришли ли мы, наконец.
Г- н Анри. Да, пришли.
Орфей. Куда?
Г- н Анри. Немножко терпения. (Снова зажигает спичку, обводит взглядом стены, идет к электрическому выключателю.)
Легкий щелчок в темноте, на задней стене загорается бра, рассеивая вокруг скупой свет.
Теперь узнаешь?
Орфей. Это вокзальный буфет…
Г- н Анри. Да.
Орфей (встает). Вы мне солгали, ведь так?
Г- н Анри (снова принуждая его сесть). Нет. Я никогда не лгу. Садись. Не кричи.
Орфей. Зачем вы снова вошли ко мне? Я лежал на неубранной постели. Мне было больно. Мне было почти сладко погружаться в свою боль.
Г- н Анри (глухо). У меня не хватило мужества видеть, как ты страдаешь.
Орфей. Что вам до моих страданий?
Г- н Анри. Не знаю. Такое со мной впервые. Что-то чужеродное вселилось в меня, и я почувствовал, что слабею. Еще немного твоих слез, твоих мук, и оно стало бы кровоточить, как рана… Я собирался уже уехать из гостиницы. Я отставил чемоданы в сторону и зашел, чтобы успокоить тебя. Но, поскольку тебя ничто не могло успокоить, я дал тебе это обещание, лишь бы ты замолчал.
Орфей. Теперь я молчу. Моя боль стала неслышной. Если у вас чувствительные нервы, вы можете быть довольны.
Г- н Анри. Ты мне все еще не веришь?
Орфей (сжимает голову руками). Всей душой хотел бы вам верить, но нет, не верю.
Г- н Анри (с беззвучным смехом треплет Орфея по волосам). Бедный мой человечек. Упрямая голова! Ты плачешь, стонешь, страдаешь, но не хочешь верить. Я тебя очень люблю. Надо было очень тебя любить, чтобы вчера не сбежать тотчас же, как обычно. Чтобы войти в комнату, где ты рыдал. Я ненавижу страдания. (Снова треплет его по волосам с какой-то непонятной нежностью.) Еще немного, и ты перестанешь плакать, дурачок, тебе не придется больше вопрошать себя, верить или не верить.
Орфей. Она скоро придет?
Г- н Анри. Она уже здесь.
Орфей. На этом вокзале? (Кричит.) Но она умерла, я видел, как люди унесли ее.
Г- н Анри. Ты хочешь понять, не так ли, бедный мой человечек? Тебе мало того, что судьба делает ради тебя неслыханное исключение. Ты, не дрогнув, вложил свою руку в мою, пошел за мной, даже не спросив, кто я такой, не замедляя шага, на самый край ночи, но все же ты хочешь понять…
Орфей. Нет. Я хочу снова ее увидеть. Вот и все.
Г- н Анри. И твое любопытство не идет дальше? Я привожу тебя к вратам смерти, а ты думаешь только о своей милой подружке, бедный мой человечек… Ты совершенно прав, смерть не заслуживает ничего, кроме презрения. Она забрасывает свои гигантские сети, косит наугад, нелепая, огромная, наводящая ужас. В своем безрассудном рвении, кося направо и налево, она способна отсечь руку самой себе. Тот, кто видел, как ловко вы, люди, выходите из любого положения, как крепко сжимаете ствол пулемета или руль корабля, как умеете из всего извлечь для себя выгоду и как бьете без промаха по своему врагу, понимает, что вы куда опаснее. Бедная смерть… Меднолобая безумица. (Садится рядом с Орфеем, несколько утомленный.) Я хочу поверить тебе тайну, одному тебе, потому что я тебя очень люблю. У смерти только одно достоинство, но об этом никому не известно. Она добра, она ужасающе добра. Она боится слез, боится страданий. Всякий раз, когда это возможно, когда жизнь разрешает ей это, она действует быстро… Она развязывает узы, разжимает тиски, дает передышку, а вот жизнь упорствует, цепляется, точно нищенка, даже если проиграла, даже если человек не в силах больше двигаться, если он обезображен, даже если обречен на вечные муки. Только смерть настоящий друг. Одним лишь прикосновением она преображает облик чудовища, вносит умиротворение в душу отверженного, освобождает.