Венсан. О Люсьена, любовь нередко несет с собой обман, мучения, горе, но все-таки любишь. И стоя на краю могилы, оборачиваешься, оглядываешься назад и говоришь себе: «Я нередко страдал, порой обманывался, но я любил. Я жил, я сам, а не некое выдуманное существо, порождение моей гордыни и тоски!»
Мать (аплодирует). Браво, котик, браво!
Венсан. Это опять Мюссе?
Мать. Да, мой котик.
Орфей и Эвридика слушали их, тесно прижавшись друг к другу, будто охваченные ужасом.
Эвридика (шепотом). Заставьте их замолчать, умоляю вас, заставьте их замолчать.
Орфей направляется к парочке, Эвридика тем временем прячется.
Орфей. Мсье, мадам, вам, конечно, будет непонятно мое поведение. Оно покажется вам странным. Даже очень странным. Но вам придется уйти.
Венсан. Уйти, нам?
Орфей. Да, мсье.
Венсан. Что, закрывают?
Орфей. Да, мсье. Для вас закрывают.
Венсан (встает). Однако, мсье…
Мать (тоже встает). Да он здесь вовсе не служит. Я его узнала, это он играл на скрипке…
Орфей. Вы должны немедленно исчезнуть. Уверяю вас, если бы можно было вам объяснить, я объяснил бы, но вам объяснить нельзя. Вы не поймете. В эту минуту здесь происходит нечто очень важное.
Мать. Да он просто ненормальный!..
Венсан. Но, в конце концов, черт побери, мсье, это наглость! Кафе открыто для всех.
Орфей. Отныне нет.
Мать. Ну, это уж слишком! (Зовет.) Мадам, будьте любезны! Официант!
Орфей (подталкивая их к двери). Уверяю вас, не нужно никого звать. Уходите. Я сам оплачу ваш счет.
Мать. Мы не позволим так с собой обращаться!
Орфей. Я человек очень мирный, очень вежливый, даже робкий. Уверяю вас, мадам, я робок, и никогда прежде я не осмелился бы поступить так, как поступаю сейчас…
Мать. Но это же невиданно!
Орфей. Да, мадам, невиданно. Для меня, во всяком случае, совершенно невиданно.
Мать (Венсану). Но почему же ты молчишь?
Венсан (уходя). Идем, ты же прекрасно видишь, что он не в себе.
Мать (исчезает, крикнув на прощание). Я буду жаловаться начальнику станции!
Эвридика (выходя из своего укрытия). О, как они уродливы, правда? Как они уродливы и как глупы!
Орфей (с улыбкой оборачиваясь к ней). Тсс! Не будем больше о них говорить. Теперь, когда мы одни, все стало на свое место, все так просто и ясно. Я словно в первый раз увидел эти люстры, растения в кадках, металлические урны стулья… Вот стул. Как он очарователен! Он словно насекомое ловит шорох наших шагов и готов ускакать от нас на своих четырех тонких лапках. Осторожно! Не будем подходить или подойдем быстро-быстро… (Прыгает, увлекая за собой Эвридику.) Поймали! До чего же это удобно — стул. Можно сесть… (С шутливой церемонностью усаживает Эвридику, потом печально смотрит на нее.) Одного я не могу понять — зачем изобрели второй стул?
Эвридика (притянув его к себе, уступает ему краешек стула). Его изобрели для людей, которые не знакомы друг с другом…
Орфей (обнимает ее, восклицая). Но ведь я с вами знаком! Еще совсем недавно я играл на скрипке, и вы прошли по перрону, и я не был с вами знаком… Теперь все переменилось, я с вами знаком! Свершилось чудо. Все вокруг нас вдруг стало чудом. Взгляните… Как прекрасна эта кассирша со своим огромным бюстом, который так мило лежит на мраморном прилавке. А официант! Взгляните на официанта. Длинные худые ноги в ботинках на пуговицах, почтенная лысина и благородный вид, ужасно благородный… Этот вечер — поистине вечер чудес; нам предстояло встретить друг друга и вдобавок встретить самого благородного официанта Франции. Официанта, который мог бы стать префектом, полковником, пайщиком «Комеди Франсэз». Послушайте, официант…
Официант (подходит). Мсье?
Орфей. Вы очаровательны.
Официант. Но, мсье…
Орфей. Да-да. Не возражайте. Поверьте, я говорю вполне искренне, не в моих привычках делать комплименты. Вы очаровательны. И мы всегда, всегда будем вспоминать о вас и о кассирше, мадемуазель и я. Передайте ей это, хорошо?