И нам сейчас, с высот нашего гуманистического и демократического сознания, трудно поверить, что совсем недавно наука всерьез обосновывала фактически деление человечества на подвиды. Приводя выдержки из американских медицинских журналов конца прошлого века об органических различиях нервной системы цивилизованного и «примитивного» человека, Ч. Розенберг отмечает:
«С принятием дарвинизма эти гипотетические атрибуты нервной системы цивилизованного человека получили верительную грамоту эволюционизма… Считалось, буквально, что примитивные народы были более примитивными, менее сложными в отношении развития головного мозга» [35, с. 291].
Нечего и говорить, что культурный ресурс латентного расизма моментально мобилизуется, когда белый человек входит в силовое противостояние с теми народами, которые населяют недавние колонии. Любые, малейшие попытки этих народов заявить о своих «общечеловеческих» правах даже сегодня вызывают обиду и возмущение культурного англосакса. Э. Фромм пишет:
«Удивительно ли, что агрессивность и насилие продолжают процветать в мире, где большинство лишено свободы, особенно в странах, называемых слаборазвитыми? Быть может те, кто находится у власти, то есть белые, удивлялись и возмущались бы меньше, если бы не были приучены к мысли, что желтые, коричневые и черные не являются в полном смысле людьми и поэтому не должны реагировать, как люди» [19, с. 205].
И делает такое примечание: «Цвет кожи производит такой эффект только в комбинации с бедностью. Японцы стали людьми, когда сделались сильными в начале века; наше представление о китайцах по той же причине изменилось несколько лет назад. Обладание развитой технологией превратилось в критерий принадлежности к человеческому роду». Это, кстати, мы начинаем понимать на опыте по мере демонтажа нашего научно-технического потенциала.
Когда говорят «расизм», на ум приходят организации белых протестантов вроде ку-клукс-клана или суды Линча. С такими «острыми» примерами трудно обсуждать вопрос. Лучше рассмотрим установки «нормального» среднего человека, лично не способного и мухи обидеть. Вот несколько ситуаций. Помню, в момент кризиса в Заливе уважаемые политики наперебой твердили: «Кувейт должен быть освобожден любой ценой!» Не будем обращать внимания на абсурдный тоталитаризм формулировки (Как это любой ценой? Например, ценой гибели человечества?). Цена выяснилась после «бури в пустыне», в ходе которой погибло около 300 тыс. жителей Ирака и несколько американцев – от транспортных происшествий. В прессе с гордостью было заявлено, что «благодаря современной технологии цена освобождения Кувейта была очень небольшой». Значит, в концепцию «цены» включается только кровь людей «первого сорта». То есть, Цивилизация с абсолютным спокойствием отбрасывает христианское представление о людях как носителях образа Бога и в этом смысле равноценных. Это – шаг огромной важности, быть может, необратимый шаг к Новому мировому порядку (или к войне против него).
Теперь по-другому видятся и иные случаи. Вот Чили. Всякая смерть – трагедия. Все мы переживали смерть Виктора Хары – я говорю не о нем и двух тысячах его убитых Пиночетом товарищей. Говорю об оценочных установках среднего европейского демократа. Двадцать лет он проклинал Пиночета – и не желал слышать, что недалеко от Чили, в Гватемале, за 80-е годы было убито 100 тыс. человек, в основном крестьян-индейцев (что для СССР было бы эквивалентно 10 млн. человек). Более того, лидеры Европы включали Гватемалу в число демократических стран и с радостью констатировали, что после поимки Норьеги и переезда Пиночета в другой дворец в Латинской Америке осталась одна недемократическая страна – Куба. Держать под арестом пятерых диссидентов и не устраивать многопартийных выборов – более неприемлемо, чем ликвидировать массы крестьян, которые и резолюции ООН прочесть не могут.
Впрочем, и свободные выборы не спасут нацию, которая перестала нравиться Демократии. Так, кровавый Савимби всегда был принят в Белом доме (в американском, еще не в московском) как рыцарь борьбы за свободу ангольского народа. Наконец, состоялись выборы и, надо же, Савимби проиграл. Смирился ли он, как сандинисты? Нет, вооруженный Западом, он устроил Анголе кровавую баню. Послали США свои войска, чтобы наказать его и защитить выраженную демократическим путем волю избирателей? Сама идея кажется нелепой. Демократия означает подтверждение гражданами выбора, сделанного где-то в загородных клубах. Насколько проще авторитарный режим – он не заставляет человека врать себе самому.
Впрочем, и те чилийцы, с которыми расправился Пиночет, в основном социал-демократы, люди университетские, стоят в прейскуранте жизней не на высшей ступени. Один из лучших фильмов Голливуда 70-х годов, действительно прекрасно снятый, был посвящен трагедии отца – крупного американского предпринимателя, друга сенаторов, который после переворота в Чили поехал туда искать пропавшего сына. В конце концов оказалось, что того убили – попал под горячую руку. Фильм впечатляет, зрители выходят потрясенными. Но начинаешь думать, и выходит, что эффект достигается именно тем, что убили американца. Да как же это возможно? Да что же вы наделали, проклятые фашисты? И этот эффект ложится на столь подготовленную психологию, что даже не удивляешься – к потрясенному отцу в фильме подходят знавшие его сына чилийцы, у многих из них самих трагедии в семье, но они для них несущественны перед тем, что произошло с американцем.
Вот другой прошедший недавно по Москве фильм, помягче, хотя и «отражающий реальный случай». Американский юноша, исключительно симпатичный и нежный, культурно провел каникулы в Стамбуле и, уезжая, решил немного подзаработать на контрабанде наркотиков – гашиш в Турции дешев. В аэропорту попался – суд, тюрьма. Полтора часа мы видим, как страдает интеллигентный американец (и еще пара европейцев, таких же контрабандистов-неудачников) в турецкой тюрьме. Просто начинаешь ненавидеть эти восточные страны, даже ставшие членами НАТО. Кончается фильм счастливо – юноша удачно убивает гнусного турка-надзирателя, надевает его форму, убегает из тюрьмы и возвращается в любимый университет, к любящим отцу и невесте. Фильм сделан так, что симпатии зрителя безоговорочно на стороне американца, ибо как же можно ему быть в такой плохой тюрьме. Как же можно его бить по пяткам! И приходится сделать большое усилие (какого не делает 99% зрителей), чтобы упорядочить факты так, как они есть, подставив на место американца в турецкой тюрьме – турка в американской. Представляете: турок, схваченный с контрабандой наркотиков, убивает американского офицера и убегает. Да вся Америка встанет на дыбы и потребует ракетного удара по Стамбулу.
Как никогда раньше в евроцентристском мышлении разделен человеческий род на подвиды и группы. И жизнь представителя каждой группы имеет цену, тщательно вычисленную неизвестно в каких кабинетах. Действительно, как сказал философ, сформировалась цивилизация, которая «знает цену всего и не знает ценности ничего». И никогда раньше цена жизни так не различалась.
Повсеместно телевидение неявно, но эффективно внедряет мысль, что африканские племена хоть и напоминают людей, но, вы же сами видите, это низший, беспомощный подвид. ТВ периодически (видимо, с оптимально вычисленной частотой) показывает сомалийских детей в нечеловеческих условиях, с разрушенным нехваткой белка организмом, умирающих и иногда умерших от голода. Рядом, как стандарт человека, показывают розовощекого морского пехотинца или очаровательную девушку из ООН, с лицом активиста из «Общества защиты животных». И ни один гуманист не ворвался на ТВ с криком, что это преступление – показывать такие образы, а потом рекламу шампуня (а иногда эти образы и составляют часть рекламы). По литературе можно судить, какова квалификация психологов и экспертов ТВ развитых стран, и приходится отбросить предположение, что они не понимают, что творят: приучая своих зрителей к образу умирающих африканцев, они вовсе не делают белого человека более солидарным. Напротив, в подсознании (что важнее дешевых слов) происходит легитимация социал-дарвинистского представления об африканцах как низшем подвиде. Надо заботиться о них (как о птицах, попавших в нефтяное пятно), посылать им немного сухого молока. Но думать об этике? По отношению к этим бедным креатурам, которые глупо улыбаются перед тем как умереть? Что за странная идея.