В 1931 году следует эссе Дриё «L'Europe contre les patries», в котором предметно рассматривается проблематика внутриевропейских границ. Конфликты между Италией, Францией и Германией за регионы Савойя, Корсика и Эльзас-Лотарингия культурно и исторически нельзя решить однозначно. Поэтому Дриё здесь опережает свое время и дает в активному в будущем регионалисту Ги Эро (1920-2003) ключевой лозунг о том, что автономия является единственным адекватным решением. Если отсутствуют экономические предпосылки для региональной самостоятельности, Дриё предлагает присоединение к соответствующей соседней стране, решение о котором принимает население большинством на референдуме. Территориальные споры в Восточной Европе нужно регулировать договорами между меньшинствами, учитывая отдельные требования пересмотра границ.
В решении этих европейских вопросов о границах Дриё видит преодоление последних преград к европейскому объединению.
Колониальные владения, по мнению Дриё, высказанном им в этом длинном эссе, как уже в работе «Женева или Москва», обязательно следует сохранить. В течение следующих лет у Дриё ла Рошеля созревает понимание того, что его «видение Европы» не имеет никаких шансов на реализацию в рамках Третьей республики и Европы Лиги наций. Падение нравов, вездесущий упадок, явная неспособность демократов и социалистов, но также и антипатия к «старым правым» вокруг Action Française и Croix de Feu возрастают и довершают дело: с 1934 года Дриё становится сторонником фашизма.
Как и у Бразильяка и Ребате, в случае Дриё речь при этом первоначально идет об умственном и моральном обновлении, об отказе от буржуазной Европы и повороту к новому типу человека; очищенного от национального шовинизмам, обид, декадансам, индивидуализма. Потому определение фашизма у Бразильяка, очищенное от национального эгоизма и дышащее воздухом европейского сближения, справедливо также и для Дриё:
«Фашизм не был для нас политической доктриной, он не был экономической доктриной, он не был имитацией иностранных образцов, и наши встречи с иностранными фашизмами приводили только к тому, что мы могли лучше понимать национальное своеобразие, и не в последнюю очередь наше. Но фашизм – это дух. Сначала антиконформистский, антибуржуазный дух, и непочтительная дерзость – часть этого. Это дух, который противится предубеждениям, как классовым, так и всем другим. Это также дух дружбы, которому мы желаем, чтобы он поднялся до духа дружбы между нациями».
В этой цитате звучит также, что в фашистской Европе будущего следует уважать «национальную оригинальность», особенности каждого народа. Это убеждение можно найти и у самого Дриё, когда в эпилоге его романа «Жиль» его герой Жиль Гамбье вступает в диалог о Европе с одним фалангистом, после чего в мыслях обращается к самому себе:
«Чем была Европа, какой она должно была быть? Различные державы должны связываться друг с другом, не мешая и не раня при этом ни одну из них, все страны следует уважать, и их самостоятельная жизнь должна сохраниться. Лига наций была только бледной абстракцией, унижением для различных могущественных существований. Нации должны соединиться под одним всеохватывающим обширным понятием, знаком, который гарантирует автономию всех источников – соответственно как особенных для каждой из них, так и универсального».
Отклонение классического национализма в пользу наднационального, панъевропейского фашизма также явно показано в этом центральном фашистском романе Дриё 1939 года. В споре трех фашистов – ирландца, поляка и француза Жиля, в этот момент еще выступающего под псевдонимом Вальтер – они сначала размышляют о будущем союзе католицизма и фашизма. Затем Дриё устами поляка констатирует: «В конце концов, мы должны выбирать между национализмом и фашизмом». И ирландец O'Коннор соглашается: «Национализм устарел. То, чего не достигли в Женеве демократические страны, смогут фашистские державы. Они создадут единство Европы».
Дриё, который уже, кажется, предвидит, что на войне, которая начнется через несколько недель после первой публикации его произведения, «его» универсальный, западноевропейский фашизм утратит почву в пользу германоцентричного национал-социализма, завершает эту дискуссию в «Жиле» следующими словами:
«Против вторжения русских армий в Европу должен возникнуть патриотический европейский дух. Этот дух может развиться только тогда, если Германия с самого начала интегрирует целостность отечеств, всех отечеств Европы. Только тогда Германия может выполнить задачу, которая уготована ей ввиду ее силы и традиций Священной римско-германской империи: определить европейскую линию будущего».