«1. Она [немецкая политика, Б. K.] могла бы отвергнуть любой жест, который напоминал бы о старой политике военных завоеваний, дипломатических предубеждений и экономических конфискаций. Она не вывешивала бы немецкие знамена на общественных зданиях, и не упраздняла бы национальные знамена и национальные гимны; она избегала бы парадов. Она всюду уважала бы национальную автономию в административном и политическом плане и не проводила бы аннексий в старом духе, вроде аннексий Богемии, Эльзаса, Северной Франции, Польши. Она не торопилась бы с конфискацией и арестом имущества частных предприятий, обществ, машинных парков, фабрик и банковских вкладов.
2. Зато она освободила бы военнопленных, провела бы плебисциты, чтобы заключить хотя бы временные мирные договоры между народами; она упразднила бы таможенные границы и ввела бы европейский таможенный союз.
3. Самым серьезным и глубоким способом она перешла бы от государственной политики к межгосударственной политике; свою национальную политику она связала бы с интернациональной политикой. Таким образом, она могла бы надлежащим образом сопротивляться нациям, которые являются ее самыми большими противниками: России, имеющей в своем распоряжении коммунистический интернационал, православный интернационал и, возможно, мусульманский интернационал, а также Америке и Великобритании, располагающими демократическими, масонскими, протестантскими, католическими и еврейскими интернационалами.
Лозунг «Европа» с помощью привлекающих внимание, глубоких и всесторонних мероприятий должен был быть воплощен в жизнь конкретным, положительным и однозначным способом».
Далее Дриё подчеркивает, что двумя самыми важными мерами в начале оккупации должны были бы стать референдумы и учреждение европейского союза, военную основу которого представляли бы СС, которые тем самым поднялись бы до «сборного пункта воинственной молодежи Европы».
Через эту европеизацию вооруженных сил оккупация европейских стран приобрела бы иной характер, так как тогда (фашистские/национал-социалистические/националистические) французы исполняли бы свой воинский долг во Франции, чехи в Богемии и норвежцы в Норвегии.
В дополнение к военному компоненту присоединился бы социалистически-европейский интернационал, правильным местонахождением которого, исходя из его положения, был бы Брюссель или Страсбург. Ввиду отсутствия правого интернационала отдельные движения вне Германии были обречены на поражение, например, движение Видкуна Квислинга в Норвегии.
Насилие было вполне законным, однако, применялось оно, разумеется, ошибочно. Франция ожидала бы кровавой расправы, касающейся, очевидно, старых, демократическо-капиталистических элит, но после этой расправы должно было бы наступить великое обновление, а также великие жесты великого победителя, такие, как создание европейского союза или разрешение возвращения домой военнопленных. Дриё продолжает: «Зачем нужно было бы аннексировать Эльзас, если со дня, когда Германия прекращает быть Германией, чтобы раствориться в Европе, вся Европа, так или иначе, становится немецкой?»
В том, что немецкое руководство не поняло этого, была – по словам Дриё – не в последнюю очередь вина «мелкобуржуазного происхождения Гитлера», из-за которого он закоснел в прошлом и мыслил устаревшими масштабами. Но также и радикальная критика Вермахта находит выражение в этом «Балансе». У этого «устаревшего и окостеневшего учреждения» была своя доля вины в катастрофе. В целом причинами неудачи в войне были недостатки в политической, экономической и социальной революции. Так как помимо всего прочего, отсутствовал революционный размах, и Германия застряла в своей «мелкобуржуазной и националистической обращенности назад» (реакционности – прим. перев.), было невозможно успешно вести войну одновременно против двух сверхдержав, США и Советской России.
Дриё добавляет к этому первому анализу последующий, который для него пробивается к «более глубокой причине»: недостаточные знания Гитлера о революционной акции как таковой, основы которых были поняты и сформулированы Марксом и Лениным.
При всей правомочной критике Маркса нужно согласиться с тем, что из его трудов произошла «мистическая ориентация», которая по существу означала радикальную критику капитализма. И Дриё продолжает: «Из-за того, что он не знал Маркса, Гитлер потерпел поражение».
Однако Дриё высоко ценит тот пролом в «демократическо-капиталистической стене», который пробили Гитлер и Муссолини, и который в этой форме не смог бы пробить ни один марксист.