— Я советский. Понимаешь? Советский.
Американец от неожиданности даже сел. Слова незнакомца ошеломили его, наверно, больше, чем взрыв в Стенморе. Советский! Перед ним русский солдат!
— Ты правда советский? — спросил Юджин.
— Да, — кивнул Михаил. — Советский лейтенант Михаил Скиба. Не надо стрелять. Мы знаем, кто вы. Мы — ваши друзья.
Он говорил по-немецки, старательно подбирая и выговаривая слова. Его товарищ, полагая, что Юджину эта речь непонятна, быстро перевел ответ на свой ужасающий английский.
— Черт! — все еще не веря, проговорил американец. — Откуда это видно, что вы не немцы?
— Посмотрите на нас, — коротко ответил Михаил, а его товарищ, как эхо, повторил ответ по-английски.
— Не будьте попугаем, — сердито сказал ему сержант.— Я знаю немецкий язык немного лучше, чем вы английский. А кроме того, отпустите мою руку.
— Прошу прощения, — пробормотал майор. — Прошу прощения и репрезентуюсь: майор Войска Польского Генрих Дулькевич.
— Поляк? — снова не поверил американец.
— Да, — учтиво склонил голову пан Дулькевич.
— Вот так история! — постепенно приходя в себя, проговорил Юджин.— Однако ко всем чертям, мне еще не верится. Как вы меня нашли?
Михаил пояснил.
— Слышим ночью: какой-то американский самолет снизился и кружит над этим местом. Решили, что здесь должны высадить десант. Ну и бросились. Мы увидели тебя еще тогда, когда ты полез на дерево.
— Вот и надо было снимать меня оттуда, как спелую грушу, — засмеялся Юджин.
— Я предвидел возможное сопротивление, — сказал Михаил. — Предупреждал пана Дулькевича. Он не послушался и, конечно, потерпел...
— Я, пожалуй, основательно задел вас, майор? — сочувственно спросил Вернер.
— А, пустяки! — небрежно махнул рукой поляк. — В последнее время меня столько били, что этого удара я почти не заметил.
— Зато вы меня хорошо поддели снизу, — захохотал Юджин. — Это было проделано с блеском!
— Генрих Дулькевич способен и еще кое на что,— скромно потупился майор.
Теперь американец уже не чувствовал себя одиноким и несчастным. Наоборот, он казался себе чем-то вроде доброго дядюшки Сэма, который упал с неба в непролазные дебри для того, чтобы стать благодетелем беспомощных беглецов. Он сильный, здоровый. У него есть продукты. А они — слабые, измученные, и притом бедные, как церковные мыши. Через несколько часов он разыщет рацию, свяжется со своим командованием, а они... оторваны от мира, предоставлены самим себе, никому не нужны...
— Вы, наверно, есть хотите как волки? — спросил Юджин.
— Как сто волков, — усмехнулся Михаил.
— А если перед едой еще хлебнуть? — американец похлопал по большой плоской баклаге, что висела у него на поясе.
— Нет, этого нам нельзя. Мы слишком ослабли. Да и к чему сейчас пить?
— Чтобы отметить наше знакомство, — вкрадчиво проговорил пан Дулькевич. — Пся кошчь, это же так романтично! В далеком немецком лесу, на плато Эйфель, встречаются трое союзников и пьют настоящее сода-виски или американское бренди!
— Сода-виски придется отставить, — сурово сказал Михаил. — Единственное, что мы можем попросить у нашего американского друга, это дать нам немного поесть.
Михаил говорил приглушенно, стараясь, чтобы американец не слышал их пререканий. Зато Дулькевич кричал на весь лес.
— Мы должны выработать общую линию поведения, — сказал Михаил.
— Какая еще, до дьябла, линия! — воскликнул пан Дулькевич. — Если нам на голову упал с неба богатый американец с выпивкой, свиной тушенкой, шоколадом и галетами!
Они говорили каждый на своем языке и хорошо понимали друг друга, зато американец ничего не мог разобрать в этой беседе и с интересом посматривал на обоих.
— Теперь я начинаю верить, что вы правда те, за кого себя выдаете, — усмехнулся он, — ваша речь такая певучая и непонятная. Такой я себе и представлял речь славян. Однако, сто чертей, о чем вы спорите?
— Пан лейтенант — командир нашего маленького отряда,— пояснил поляк,— и он категорически запрещает употреблять в данной ситуации алкогольные напитки.
— Ну, что касается меня, то я не подчинен господину лейтенанту, — сказал Вернер. — Я солдат американской армии и могу пить и есть все, что угодно, независимо ни от чьих запрещений, кроме американских.
— Пожалуйста, — развел руками Михаил. — Мы с паном Дулькевичем — сторонники демократии в самом широком смысле и не собираемся лишить вас какой-нибудь из ваших свобод.
Юджин, хотя и был простоват, все же уловил в этих словах насмешливую нотку и обиделся.