Приказ Гейдриха был краток: немедленно выехать в Вену, найти там какого-то доктора Гйотля и ровно через четыре недели вернуться с подробнейшим докладом на тему, которая внезапно заинтересовала обергруппенфюрера. Тема эта была — изготовление фальшивых денег.
Гейдрих предупредил, что, кроме Финка и доктора Гйотля, об этом не должен знать ни один человек на свете. Финк понял: судьба дает ему в руки прекрасную возможность выдвинуться по службе еще больше. Забыв, что Гейдрих больше всего не любит пустопорожней болтовни, он все-таки не мог сдержаться и, усмехаясь, сказал:
— Герр обергруппенфюрер правильно избрал исполнителя для этого дела. Я выковыряю из Вены этого доктора. У меня старые связи с австрийскими учеными.
— Что вы имеете в виду? — хмурясь, спросил Гейдрих.
— В тридцать восьмом году, во время аншлюса, мне пришлось арестовывать какого-то профессора или даже академика Зигмунда Фрейда. Говорили, что ему было больше восьмидесяти лет, но старикан был еще достаточно крепок. Позднее я установил, что его знал весь мир. Этот старец выдвинул какую-то психическую теорию. Не помню, как она называлась. Что-то о влиянии половой деятельности на жизнь человека и на жизнь целых государств.
— Выдвигая эту теорию, Фрейд имел в виду именно таких олухов, как вы, Финк,— беззлобно промолвил Гейдрих.
— Благодарю, герр обергруппенфюрер, за признание моих способностей! — проревел обрадованный Финк.— У меня действительно эти возможности неисчерпаемы и побуждают меня к новым делам во славу нашего рейха. А этот Фрейд, между прочим, не долго продержался. Его, по-моему, наши ребята упрятали в Дахау, а там уж никакая психология не могла спасти старую калошу.
— Хватит болтать, Финк,— сердито перебил его Гейдрих.
— Яволь, герр обергруппенфюрер! — с готовностью воскликнул Финк, стараясь понять намерения своего начальника.
«Наверно, это делается для самого рейхсфюрера СС»,— подумал он, сидя в кожаном кресле и дымя дорогой сигарой, которую Гейдрих по старой привычке подсунул ему, как только он вошел в комнату. Финк знал, что Гиммлер, происходивший из бедной семьи баварского учителя или из общипанных священников, несмотря на свое положение в «третьей империи», все время мечтал разбогатеть. Он завидовал Герингу, ненавидел таких дельцов, как Крупп, с презрением относился к проворным финансистам типа Шахта. Его мечтой было разбогатеть каким-нибудь сказочным способом. Десятки эсэсовских команд, выполняя личные задания Гиммлера, шарили по всей Германии в поисках кладов. В подвалах гестапо на Лейпцигерплатц была устроена даже алхимическая лаборатория, и несколько шарлатанов упорно доискивались в ней тайн «философского камня», с помощью которого все можно было бы превращать в золото. Гиммлер скупал за сумасшедшие деньги обрывки каких-то подозрительных рукописей, собственники которых клялись, что это тайные рецепты византийских мудрецов, знающих секрет «философского камня».
И сейчас Финк был уверен, что Гейдрих хочет угодить рейхсфюреру СС, дать ему в руки новый способ обогащения, заменив поиски «философского камня» фабрикацией фальшивых денег.
— Мы будем делать советские рубли! — высказал несмелую догадку Финк.
— Меня удивляет ваша ограниченность,—почти ласково проговорил Гейдрих.— За шесть лет нашего знакомства вы так, наверно, ничему и не научились, разве что насиловать молоденьких девчонок. Сейчас я преподам вам небольшой урок, после которого вы крепче будете держать язык за зубами.
Финк опешил. Он знал, какие «уроки» дает Гейдрих. Ждал, что влетят сейчас в комнату такие же головорезы, как и он сам, схватят его — и поминай как звали! Но в комнату неслышным шагом вошел высокий, начищенный и отполированный не хуже самого Гейдриха обер-лейтенант с зелеными петлицами ведомства адмирала Канариса, отсалютовал рукой, щелкнул каблуками, поклонился, чего Финк никак не ожидал, и приятным тихим голосом доложил:
— Обер-лейтенант Карлсен к вашим услугам, герр обер-группенфюрер.
«Карлсен» — это было что-то скандинавское. Финк презрительно поморщился. Он относился к абверу свысока,— по его убеждению, там собрались какие-то подозрительные людишки, враги фюрера. Собственно, он знал, что именно так думает и Гейдрих, и это придавало его пренебрежению к ведомству адмирала Канариса еще большую силу.
И действительно: сам начальник абвера — онемечившийся грек, сотрудники у него — какая-то разноплеменная братия, которой совсем не дороги интересы империи и которая только и думает о том, как бы изменить, как бы сделать что-то полезное для своих бывших отчизн. Взять хотя бы этого прилизанного ферта. Наверно, швед или датчанин, наверно, знает все языки на свете и готов служить всем на свете, лишь бы хорошо заплатили. Что же, интересно, он скажет?