Честер зажег огарок свечи, поднялся, пошарил у себя в изголовье, где были личные «вещи», нащупал старую фанерную коробку из-под сигар, потряс над ухом и, убедившись, что там есть несколько пуговиц, радостно усмехнулся. Работа найдена! Но сразу же вспомнил, что потерял иголку.
— Никогда бы не подумал, что такая глупость может опечалить взрослого человека,— пробормотал Клифтон и осторожно толкнул итальянца Пиппо Бенедетти.
Не раскрывая глаз, тот спросил:
— Какого дьявола?
— Иголку. У тебя нет иголки?
— Спроси у чеха. Придумал тоже: иголку среди ночи!
Он перевернулся на другой бок и захрапел.
Клифтон разбудил чеха Франтишека Сливку. Маленький русый чех спал, свернувшись калачиком, и дышал тихо, как ребенок. Он был всегда ласков с товарищами и даже сейчас, разбуженный глубокой ночью, улыбнулся Клифтону и полез в вещевой мешок за иголкой.
— Может быть, что-нибудь тебе надо зашить? — спросил он.— Я помогу.
— Спи, спи,— успокоил его Честер.— Просто на меня напала бессонница.
— Ты надеешься отоспаться после войны? — ласково сощурился Сливка.
— А ты надеешься дождаться конца войны? — англичанин удивленно посмотрел на него.
— Непременно. И тебе того же желаю. А теперь извини, я буду спать.
Не отворачиваясь от света, он лег, закрыл глаза и задышал тихо-тихо. Добрая усмешка так и осталась на его лице, и Честеру стало как-то теплее от этой усмешки.
«Какие хорошие люди есть на свете!»—подумал он, ловко орудуя иголкой.
Клифтон пришивал пуговицы к обшлагам френча. Пуговицы давно уже поотлетали, и он не обращал на это никакого внимания, а вот сегодня вспомнил, что в мундире непорядок, и решил его устранить. Он знал историю пуговиц на обшлагах мундиров английских солдат. История была смешная. Королева Виктория, осматривая как-то войска, обратила внимание на то, что почти у всех «томми» основательно замызганы рукава. Когда она спросила о причине такого непотребства у генерала, тот ответил, что солдат не барышня, носовых платков не носит и потому вытирает нос рукавом. Тогда королева распорядилась выдавать солдатам платки, а на обшлаге нашивать по три пуговицы. Впоследствии это стало традицией, как превращалось в традицию почти все в Англии. Ну что ж, Клифтон Честер поддержит хоть эту маленькую традицию своей родины. Но он не успел закончить работу. Загремели замки, в барак влетели два эсэсовца и заорали что было силы:
— Подниматься! Всем! Быстро!
Честер с сожалением отложил иголку.
Его вызвали первым. Зондерфюрер выкрикнул номер, солдат, который вынырнул из мрака за дверьми, щелкнул винтовкой и скомандовал идти вперед. Честер удивился: переводят в другой лагерь? Но почему в такое время и без вещей? Может, какая-нибудь срочная работа? Однако он недвусмысленно дал понять начальнику лагеря, что работать отказывается вообще, потому что, согласно конвенции о военнопленных. его не имеют права принуждать к работе на военных объектах. Комендант пригрозил Клифтону. Может, он сейчас хочет осуществить свою угрозу? Но ведь ведут не его одного.
Солдат привел Клифтона в барак, где жила охрана. Электрический свет ослепил англичанина, и он закрыл глаза рукой. Когда же опустил руку, то увидел, что за некрашеным деревянным столом рядом с комендантом лагеря сидит какой-то горбоносый эсэсовец — наверно, офицер. Комендант молчал, молчал и офицер. Клифтон заложил руки за спину, отставил левую ногу, приподнял голову и придал лицу скучающее выражение, словно на занятиях по строевой подготовке, от которых не успел откупиться, дав сержанту шиллинг.
— Стать смирно! — гаркнул офицер.
Англичанин даже не шевельнулся. Краем глаза он видел, что комендант доволен его поведением. Наверно, его тешило, что пленный проявляет прямые признаки непослушания высокому начальству. Сам раб по натуре, он рад был видеть бессилие того, перед кем гнул спину. Минуту назад комендант сидел насупленный, бледный, чем-то раздосадованный, а теперь, как показалось Клифтону, даже усмехнулся.
Солдаты ввели в барак еще человек десять пленных. Клифтон увидел среди них и своих соседей — итальянца Бенедетти и чеха Сливку. Он подмигнул им, и они протолкались к нему, чтобы стать рядом.
Немцы за столом играли в молчанку. Офицер, решив, наверно, что его приказы не действуют на этих забитых, сонных людей, не делал больше попыток поставить пленных «смирно» и только пробегал по лицам своими колючими мутными глазами. Комендант сидел, закинув ногу на ногу, и барабанил по столу пальцами. Он барабанил и пристально смотрел на Клифтона Честера. Честер тоже задержал на нем свой взгляд и вдруг заметил, что немец глядит на свою руку, которая вытанцовывает на столе, как сумасшедшая.