Со стороны шоссе доносятся звуки ревущих двигателей, раздается скрип тормозов, хлопают дверцы авто, слышатся голоса людей, смех, визг, стреляют пробки шампанского. На лужайку к стеле «Европа — Азия» надвигается еще одна свадебная процессия, теперь уже, видимо, настоящая. В толпе выделяются жених, невеста, свидетели, тут же — мамы, папы, тетки, дядьки. Все они пьяны и хотят еще «поддать» на природе — в руках у них фужеры, бутылки, венок с надписью: «Помним! Любим! Надеемся!». Боца все так же растерян — он никак не может совладать с дергающимся глазом, хотя пытается зафиксировать веки руками; иностранцы лежат.
НАСТОЯЩАЯ МАМА. А что ж вы все лежите?
НАСТОЯЩИЙ СВИДЕТЕЛЬ. Это сектанты!
НАСТОЯЩИЙ ЖЕНИХ. Чо валяться-то?!
НАСТОЯЩАЯ НЕВЕСТА. Здесь сильная энергетическая точка... они у земли спрашивают разрешения!
НАСТОЯЩИЙ ЖЕНИХ. Чего они спрашивают?
НАСТОЯЩАЯ НЕВЕСТА. Ну, можно ли им это, друг с дружкой!
Настоящая свадьба ржет.
НАСТОЯЩАЯ СВИДЕТЕЛЬНИЦА. Это, разрешите пройти, нам надо возложить!
НАСТОЯЩАЯ НЕВЕСТА. Отдать дань дайте...
МАТЬ. О, Боцман, — вот они тоже гуляют! Свадьбы, давайте сложимся — а то мы одни не потянем!
ПОНИК. Так, все заткнулись!
Достает самый длинный нож из подставки.
ПОНИК. Лечь! Всем лечь!
НАСТОЯЩИЙ ЖЕНИХ. Убери свою пипетку, лупан! Мы на шашлыки приехали!
Достает из-под пиджака огромный шампур.
ИНОСТРАНЕЦ. Stop terrorism!
Кидается на настоящего жениха, валит его на землю. За жениха вступается настоящая мама. Она прыгает на иностранца и начинает колотить его по спине толстыми кулачками. Иностранец сбрасывает ее с себя.
НАСТОЯЩАЯ НЕВЕСТА. Ты, это, оставь мою мать в покое, твою мать!
Свидетель, улучив момент, кидается на Поника, ему помогают иностранцы и жених. Настоящая невеста вступается за маму. Иностранцы кидаются и на нее. Начинается схватка. Настоящий жених падает на липовую невесту, они обнимаются. Настоящая невеста подкрадывается к невесте-аферистке и начинает душить ее; невеста хрипит, дети аплодируют, мать подходит к Боце, который, все еще пребывая в шоке, одним глазом моргает, другим пугливо пялится и, то и дело поеживаясь, беззвучно вскрикивает.
МАТЬ. Вот, смотри, что ты наделал!
Достает из-за пазухи собаку с простреленной головой. Боца молчит и пристально смотрит то на мать, то на собаку.
МАТЬ. А говорят, у робота души нет! На батарейках, а жизнь мне спас! Эх, Ресси!
Берет из руки обомлевшего Боцы пистолет. Смотрит в толпу дерущихся. Из толпы вырывается гид. Она бежит в сторону микроавтобуса. За ней гонятся два иностранца-Элвиса. Мать наводит на нее пистолет.
МАТЬ. Так не доставайся же ты никому!
Мать стреляет, попадает в бензобак микроавтобуса. Машина взрывается, от взрыва загорается сумка с петардами, которая все это время валялась в траве. Начинается фейерверк.
По шоссе бредет милиционер в изорваной одежде. Он видит, как вдали разрываются петарды. Милиционер отдает честь, идет на огни.
Вовремя я вернулся из Сочи. На «Европе — Азии» как раз начали снимать сцену с пистолетом и багажником. Всем нужен был Тит. Тит стоял и смотрел, как всем он нужен. Он бы очень обрадовался, если бы понимал, что он стоит здесь под Выборгом и все видит, как он всем нужен. Но Тит думал, что он все еще в Сочи, поэтому нервничал вместе со всеми, ожидая опаздывающего актера.
Пока готовили оружие, каскадеров, я вбежал на съемочную площадку, и Тит смог пойти переодеваться на роль. Я проскользнул за ним, закрыл дверь вагончика и стал говорить про Сочи. Про то, что неплохо, что у нас есть Сочи, выход в море, торговый путь из варяг в греки, туризм опять же... потом как бы невзначай упомянул, что снялся в Сочи в кино... вместо Тита, которого там не было.
— За роль не беспокойся. Я все сделал... сделал как надо. Режиссер остался доволен!
— Как его зовут? — спросил Тит, надевая носки милиционера. Он недовольно сопел, поняв только теперь, что произошло три дня назад.
— Я не знаю, как его зовут... — Я понимал, о чем Тит хочет спросить на самом деле, но не решается. И я ему помог. — С твоей семьей все в порядке. Я целовал всех твоих троих детей каждый раз, когда шел рано утром на съемки. А Ирэн я не целовал...