Я возвращаюсь к тому, с чего начал: поскольку Провидением на Среднюю Европу была возложена задача сотворить грядущему эфирно Христу его мыслетело, история Европы не могла быть ничем иным, как устранением из организма мира его европейской сердцевины. 28 июня 1897 года в английской Saturday Review воля Запада была впервые оглашена прямым текстом, дабы никто впоследствии не обвинил миротворцев в вероломстве: «Germaniam esse delendam». Мотивация: иначе она разрушит нас. (Лорд Вансит- тарт: «Где бы ни появлялись немцы, всюду они искореняют культуру».) Понадобилась совокупная хитрость и умность всех спецслужб христианского мира, чтобы искоренить проклятый немецкий вирус. «Тут и становится ясным, насколько мы нуждаемся в духе истины, если желаем постичь вещи в их действительности. Ибо речь идет о том, чтобы мы пробились к объективности, которая может быть достигнута лишь через дух истины. Тогда мы уже и сегодня сумеем постичь то, о чем станет известно в более позднее время, именно ЧТО ЭТА ВОЙНА ЕСТЬ ЗАГОВОР ПРОТИВ НЕМЕЦКОЙ ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ» (Рудольф Штейнер в Штутгарте 30 сентября 1914 года). Историки и репортеры не пожалели тем временем усилий настолько опорочить слово заговор, что говорить о заговоре серьезно и предметно требует не только остроты ума, но и обостренного мужества. Недаром же было замечено однажды, что историки могущественнее самого Господа Бога, ибо Бог не может изменить бывшее, а они могут. Впрочем, историками можно было бы и пренебречь там, где есть возможность получить историю из рук тех, кто делает историю. Лорд Кромер, организатор и генеральный консул Египта, в самом начале войны 1914 года подтверждает диагноз Рудольфа Штейнера: «Одна из причин, по которой мы участвуем в этой войне, заключается в том, что мы обязаны спасти мир, прогресс и культуру от того, чтобы они не пали жертвой философии Ницше»[26]. Всяческое уважение сиятельному лорду, сумевшему–таки с чисто немецкой основательностью осуществить некую Wesensschau европейской войны и увидеть её не покрытой пропагандистскими перьями, а как она есть. («Наступает время, — сказано в одном из посмертно изданных фрагментов Ницше,
— когда будет вестись война за господство над землей: она будет вестись во имя философских основных учений»[27].) Имя Ницше не должно сбивать с толку. В антигётеанизме союзных держав образца 1946 года «крестный отец» нацизма Ницше заменен — Шиллером: в незабываемом мементо: «Nie wieder Schiller in Deutschland!», дабы мир, прогресс и культура не пали жертвой также и этого любящего смерть немца[28]. Воля к миру, пресыщенная Рах Britannica (с января 1918 года она выступает и как Рах Americana), — такова всемирно–историческая констелляция, в которой имманентно осуществляется разрушение культуры. Рах, мы знаем это, означает и обещает здесь единственно — счастье. Но быть счастливым, мы знаем и это, значит как можно меньше думать, в идеале — не думать (сюда: The Holy Bible, The Preacher 1,18: «Потому что во многой мудрости много печали, и кто умножает познания, умножает скорбь»). Идеал: устранение всех очагов мыслительной заразы. Надпись на табличке Germany, установленной в 1945 году на границе возле Аахена: «You are entering an enemy country. Keep alert», должна была напоминать конквистадорам счастья о некой перманентной опасности этого духовно заминированного пространства. 30 декабря 1917 года Рудольф Штейнер обобщает не только актуально предстоящую (версальскую), но и более позднюю (ялтинско–потсдамскую) злобу дня на тему: What to do with Germany: «Цель заключается в том, чтобы однажды на земле могло быть сказано: столетиями раньше в самом сердце Европы существовало некое сказочное человечество, пока наконец не удалось искоренить его. Его надлежало искоренить, так как она было ужасно высокомерным. Оно возводило свое происхождение к Богам (Gottern) и называло даже своего великого поэта Гёте (Goethe), как бы намекая на то, что дух этот был ниспослан ему непосредственно Богами». Сегодня это (не искорененное покуда) человечество последовательно загоняется в маразм, дабы жизнелюбивые bambochards цивилизованного мира могли без препятствий изживать свои права и свободы[29].
26
Цит по:
27
28
Хьюстон Стюарт Чемберлен вспоминает о своем английском детстве: «Я помню, словно это было еще вчера, как мне, ребенку, изображали Германию: перед каждым домом лежит навозная куча, а на навозной куче сидят босые, изголодавшиеся мальчики в лохмотьях и читают Шиллера».
29
Интересное свидетельство одного неперевоспитанного немца в самом разгаре акции reeducation: «Наверняка счастье немецкого народа мыслимо только при отсутствии государства. Оно мыслимо, и оттого время от времени снится приветливый и вожделенный сон, где немцы в своих прелестных долинах и на своих покатых холмах добродушно, непритязательно, а, главное, послушно предаются мирному труду, глубокомысленно созерцают уютное припрыгивание ягнят на пастбищах, пожинают плоды со своей скудной почвы, трудятся не покладая рук, с искусным прилежанием во всяческих ремеслах изготовляют потребные продукты цивилизованной нужды, чтобы под конец из умеренно благосостоятельных слоев населения дарить миру поэтов, мыслителей и ученых, не выходящих за рамки поощрительной сдержанности. Для этого, конечно, не требуется никакого государства, никакой армии, а чиновники нужны только как налоговая служба, пропитанная дружеской благожелательностью. Счастье немецкого народа мыслимо, если немцы готовы игнорировать проблемы мира, а мир готов не слишком подступаться к немцам со своими проблемами, оно мыслимо, если немцы готовы забыть свою историю, считать свои усилия бессмысленными, свои дела и мысли ошибочными, своих великих мужей глупцами, а свою веру дуростью».