Было бы в корне неверным считать ответственным за такое развитие только личность Лютера. К такому крайнему выводу может прийти лишь индивидуалистическая историография, придающая чрезмерное значение роли крупной личности. Это свойственно главным образом англосаксам. Однако в общем ходе истории отдельная личность есть лишь шахматная фигурка в руках надмирового игрока, который часто столь искусно заставляет действующих лиц служить себе, что они этого даже не замечают, полагая, что поступают свободно. Реформация – почти трагический пример такого иррационализма истории и ее парадоксальности. Лютер вовсе не хотел того, что позже получилось из его учения и его деятельности. Во многом он хотел нечто совершенно противоположное: он хотел спасти религию, а положил начало ее разложению. Он замышлял реформу Церкви, а получилась ее секуляризация. С Лютером религия отступила в частную жизнь. Возможно, это он еще осознавал. Но того, что это отступление стало началом исхода религии из сердца человека, он не предвидел и не хотел. Он ненавидел римское «рацио», этот «разум-проститутку» – однако положил начало рационализму, автономии мышления! Он ненавидел римский дух, цезаристское порабощение души – и в то же время проложил путь наиболее выраженному типу человека-насильника из всех существовавших. Этот тип намерен поработить не только человеческий род, как римляне, но и всю живую и неживую природу – это попытка, на которую до того времени еще никто не дерзал на земле. Лютер хотел уйти от Рима, а получилось, что римский властный дух еще крепче охватил северного человека. С тех пор две силы стали оказывать решающее влияние на европейскую душевную жизнь: римская и иудейская. Эти силы родственны между собой; за ними стоят властное жизнеощущение и логика. Обе они регулируют отношение человека к Богу как отношения между должником и кредитором, как договорные отношения с точно установленными правами и обязанностями. Высший принцип тут не любовь, а справедливость. Когда папы искали образец для обоснования своего церковного всемогущества, они могли с равным успехом обратиться и к римскому цезарю, и к иудейскому Иегове. И тот и другой знали, как руководить человеческим родом. Этот дух стал господствовать в Европе через Реформацию, в южных странах – через Ренессанс; здесь – через Лютера и Кальвина[92], там – через Макиавелли[93]. Деяние реформаторов вкратце можно выразить так: они разработали еврейскую часть христианских учений за счет индусских и эллинских элементов (вот почему евреи, переходя в христианство, предпочитают протестантизм). Ветхий Завет был по меньшей мере уравнен с Новым. Самого Лютера, с его неистовой силой, можно поставить рядом с ветхозаветными пророками. Он не выглядит христианином рядом с Иисусом, и тем более с Иисусом Евангелия от Иоанна. Иудейским духом дышит в протестантизме и строгий монотеизм, отвергающий почитание святых католической Церкви как пережиток языческого идолопоклонства; и поклонение гневному, суровому еврейскому Богу, о котором Павел с дрожью говорит, что было бы страшно попасть ему в руки; и абстрактная черта – уважение к слову (проповедь) и враждебное отношение к иконе, которое, будучи последовательно продуманным, приводит к иконоборчеству. – Деяние Макиавелли состоит в том, что он, применительно к условиям своего времени, возобновил идею римского господства. Он ввел в Новое время идею власти и нормы. Его излюбленным выражением было: «Это надо принять как общее правило». От него исходит порочное учение о том, что религия, культура и мораль должны быть подчинены государству. Он оценивал их по той пользе, какую они приносят государству. Он вызвал к новой жизни два главных идеала древнего Рима: идеалы цезаря и империи; правителя-деспота и государства-деспотии. Он восхищался Чезаре Борджиа[94]и советовал учредить новый общественный строй через насилие. Тем самым он был одновременно предтечей Ницше и Маркса, родоначальником фашизма и коммунизма. – Его пагубного влияния невозможно переоценить. Через Марло[95], Гоббса[96] и Спинозу этот «законченный язычник» оказал решительное влияние на Европу. Его имя должно напоминать прежде всего о том, что Ренессанс был возрождением не эллинского, а римского духа. Не случайно он возник на итальянской почве.
Часто высказывают мнение, что Рим и Эллада – органы и части одной и той же культуры. В частности, Шпенглер до смешного преувеличивает это мнимое греко-римское единство. Я не разделяю его мнения. Эллада воплощает в себе принцип гармонического, Рим – героического. Грек чувствует мир органически, римлянин стремится к механизации. Римское правовое мышление и строгость законодательства совершенно не соответствуют греческому духу. Греческий полис и римскую империю нельзя привести к одному знаменателю. Архитектура обоих народов отражает противоположные мироощущения. Греческий архитрав, в своем горизонтальном положении доверчиво льнущий к земле, дышит близостью к ней. Величественно вздымающаяся римская круглая арка говорит о господстве над землей. Римляне, в отличие от греков, не создали никакой философии: даже философствуя, они остаются юристами. У них нет своей истории богов, нет трагедии, нет собственного эпоса. Это лишенный фантазии народ государственных чиновников и солдат – пруссаки античного мира. Мы унижаем греков, называя их предшественниками римлян. – Насколько различным было отношение Эллады и Рима к Востоку! Греция вовсю питалась плодами древне-азиатской жизни. Таков Дионис, отец трагедии, азиатский бог, пришедший через Фригию и Самофракию в город Деметры – Элизий[97]. Без восточного влияния немыслимы ни орфики[98], ни пифагорейцы[99], ни Гераклит, Платон[100], неоплатонизм[101]. Рим же никогда не понимал Востока. Недостаточное понимание европейскими народами России – римское наследие. Лишь в качестве великосветской моды восточная культура находила доступ к римлянам, а еще больше – к римлянкам. Противоположность между римской и греческой сущностями – фактор первостепенного значения в мировой культуре. Он разделил Римскую империю, а затем и христианскую Церковь на две части, каждую со своей собственной судьбой. Этот фактор действует и сегодня в антитезе России и Европы. Современная проблема Восток-Запад уходит своими корнями именно в это противоречие между двумя античными культурами Средиземноморья. Без признания этого нельзя понять его во всей глубине.
92
93
94
95
96
97
98
99
100
101