Опаснее были германо-романские «недопонимания» в армии, командование которой чем дальше, тем меньше скрывало своих симпатии к Германии. Так, в своем письменном приказе еще от 15 сентября 1914 г. генерал Вилле высказал мнение о том, что «пока Центральные державы одерживают победы, нейтралитет страны можно сохранять, однако в случае, если перевес окажется на стороне Антанты, Швейцария едва ли будет в состоянии держаться в стороне, и ей придется втянуться во всеобщую войну» (881). Поэтому и граница с Германией была прикрыта войсками в наименьшей степени.
Когда по приказу Вилле командир бригады Риборди (родом из французской части кантона Вале) был замещен германоязычным Эмилем Зондерэггером из Аппенцеля (882), это вызвало неприятие среди солдат-франкофонов. Другой неприятный инцидент произошел в марте 1915 г. в двуязычном кантоне Фрибур, когда в народе распространились слухи о том, что швейцарское военное командование запретило якобы поездам, перевозящим интернированных французских солдат, останавливаться на территории этого кантона. Дело дошло до антигерманских демонстраций и оскорблений в адрес немецких профессоров, преподававших в университете Фрибура, а также немецко-швейцарских солдат (толпа на привокзальной площади обзывала их «грязными бошами») (883).
Но наибольший резонанс произвело так называемое дело полковников. С самого начала войны шеф швейцарской разведки Фридрих Мориц фон Ваттенвиль и полковник Карл Эгли снабжали военных атташе Германии и Австро-Венгрии разведывательными материалами исключительной ценности и секретности. В число таких материалов входили и дешифранты дипломатических депеш, раскодированные швейцарскими шифровальщиками. Это было грубым нарушением швейцарского нейтралитета. В декабре 1915 г. данный факт стал известен федеральному правительству. В стране, особенно в ее французской части, поднялась буря возмущения. Вилле, желая тихо замять дело, сместил обоих полковников с занимаемых постов. Но под давлением парламентариев, прессы и общественного мнения правительство 11 января 1916 г. назначило административное расследование. Предварительное следствие возглавил уже упомянутый Хубер. Для его совести это следствие стало огромным испытанием. С одной стороны, он видел, что все обвинения в адрес Ваттенвиля и Эгли абсолютно оправданны. Но Хубер не мог обнародовать источники своей информации и вынужден был дожидаться добровольного признания обвиняемых. Выбор был невелик — либо предать интересы государственной тайны, либо войти в конфликт с истиной и юстицией. Однако Хуберу все-таки удалось убедить полковника Эгли сделать частичное признание, после чего он мог спокойно продолжать следствие. 18 января Вилле против своего желания был вынужден отдать обоих офицеров под трибунал. Признавая их вину, главнокомандующий долго отказывался их осудить, мотивируя свою позицию заботой об имидже армии. В конечном итоге 28 февраля военный трибунал оправдал Ваттенвиля и Эгли, обязав, однако, военные власти наложить на них суровые меры дисциплинарного наказания. Вилле отдал полковников на 20 суток под строгий арест, а правительство уволило со службы. Во франкоязычной части Швейцарии мягкость наказания вызвала сильное разочарование, которое эхом отозвалось в прессе. Обыватели старались казаться примиренными, но их доверие к правительству было поколеблено, а к немецкоязычным швейцарцам вообще было сведено к минимуму. Социалисты были едины в критике армии и правящих кругов. Вскрылись и стали общественным достоянием глубокие противоречия между правительством и армейским руководством; на поверхность вышли неявные противоречия между регионами страны. Таким образом, проявились симптомы кризиса доверия в национальном масштабе. Это оживило общественную полемику среди интеллектуалов и политических деятелей о характере, сущности и пределах швейцарского нейтралитета в мировом конфликте, исход которого был еще очень туманным (884).
Подразделение швейцарской армии отрабатывает действия в обороне.
Война между тем продолжалась. Основным районом сосредоточения войск была граница с Францией. До поры до времени швейцарцы имели основание считать свои рубежи практически прикрытыми и не опасаться перенесения боевых действий на свою территорию. Но в феврале 1916 г. заработала на полную мощь «верденская мясорубка». Неудачи германских войск под Верденом принуждали их Верховное командование искать неординарные решения. Будучи проинформированными о прогерманских настроениях Вилле, французы опасались, что под его давлением политическое руководство Швейцарской конфедерации примет решение пропустить немцев через свою территорию. Но этого не произошло. В мае 1916 г. президент Конфедерации Камиль Декоппе, опасаясь нарушения Германией границ своей страны, официально запросил Париж о возможности заключения двусторонней военной конвенции. В связи с этим президент Франции Раймон Пуанкаре даже записал в своем дневнике о «прекрасном» отношении к французам в Швейцарии, даже немецкой (885). К ноябрю 1916 г. численность швейцарской армии заметно сократилась и составила 38 тыс. человек. Но на рубеже 1916–1917 гг. в связи с актуальной ситуацией на Западном фронте французское командование ввело в действие свой план «H» («Helvétie»). В начале апреля 1917 г. в Берне состоялись тайные французско-швейцарские консультации. Начальник швейцарского Генштаба фон Шпрехер заверил французского партнера по переговорам, генерала Максима Вейгана, что германское наступление через Швейцарию маловероятно с учетом того, что неограниченная подводная война, которую начали немцы в Атлантике, а также Февральская революция и свержение царизма в России выглядели для Германии весьма обнадеживающе. Переговоры в Берне не привели ни к каким конкретным результатам, хотя и способствовали укреплению французско-швейцарского доверия (886).