Царь Болгарии, Фердинанд I Максимилиан Карл Мария Саксен-Кобург-Готский.
За исключением России, связанной с Черногорией военной конвенцией 1910 г., ни одна другая европейская держава поначалу не проявила особого беспокойства по поводу уже начавшейся войны, получившей впоследствии название Первой Балканской. В европейских столицах преобладало мнение о быстром окончании этого конфликта или победе Турции над слабыми противниками (185). Совершенно неожиданно для европейских правительств Османская империя потерпела сокрушительное поражение, будучи почти полностью изгнанной из Европы (186). «Германия поступила бы совсем иначе, если бы предвидела победу Балканского союза», — уже после войны признавался германский рейхсканцлер Т. фон Бетман-Гольвег (187). Продвижение болгарской армии к Стамбулу совершенно не соответствовало и замыслам официального Санкт-Петербурга, который желал видеть этот город «русским», а не «болгарским». Кроме того, претензии царя Фердинанда на обладание Стамбулом могли привести к международному вмешательству, которое вновь отодвинуло бы благоприятное для России решение проблемы Проливов (188). Ведь установление режима их нейтрализации (а именно с таким проектом 7 ноября 1912 г. выступил глава Форин-офис Э. Грей), международной охраны и, возможно, демилитаризации в условиях превосходства британского флота неизбежно привело бы к господству Великобритании в Восточном Средиземноморье (189). Поэтому официальный Лондон тайно поощрял Фердинанда занять Стамбул, что внесло бы раздоры в Балканский союз и предотвратило столь нежелательное для британцев воцарение России в Проливах (190). В свою очередь, такое полуприкрытое намерение англичан изменить в свою пользу статус Проливов сильно встревожило Пуанкаре. Французский премьер хотел избежать «серьезного разногласия» между Россией и Британией, «особенно опасного накануне серьезной дипломатической борьбы против балканской политики Тройственного союза»[39].
Действительно, в Вене и Берлине были очень встревожены образованием Балканского союза и успехами союзников в борьбе с Турцией — ведь они рушили всю политику Центральных держав на Балканах и явно склоняли баланс сил в пользу России. Наиболее резкое неприятие в Вене вызвал факт выхода в ноябре 1912 г. сербских войск на побережье Адриатики и взятия ими Эльбасана и Дурреса (Дураццо). Вполне реальной стала перспектива создания крупного югославянского государства. Воспользовавшись тем, что 28 ноября всеалбанский конгресс во Влере провозгласил независимость Албании (191), Австро-Венгрия и Италия выступили в ее поддержку. Соперничая друг с другом, обе державы стремились утвердиться в Албании и превратить ее в орудие своих геополитических интересов в борьбе против югославянских народов (192).
Начальник Генштаба Австро-Венгрии Конрад фон Гетцендорф откровенно писал, что вопрос о предоставлении сербам гавани на Адриатике имеет для империи второстепенный характер. Главной же является югославянская проблема, принявшая актуальное значение после сербских военных успехов. «Корнем всех зол австро-венгерской монархии, — утверждал он, — были ее взаимоотношения с Сербией и стоящей за ней Россией… Все остальное имело второстепенное значение» (193). В Габсбургской монархии начались антисербские мобилизационные приготовления, поддержанные Германией (194). При этом германский кайзер заявлял своим дипломатам: «Если последуют ответные русские мероприятия и представления, которые заставят императора Франца Иосифа начать войну, то право будет на его стороне. И я готов считать это casus foederis и в полной мере выполнить вытекающие отсюда обязательства» (195). В то же время для руководителей Центральных держав чрезвычайно важно было создать впечатление, что провоцирующей стороной в австро-сербском конфликте из-за Адриатики являются Сербия и Россия. Вильгельм II так инструктировал руководителей своей дипломатии: «Поведение Австро-Венгрии не должно выглядеть как провокация войны с Россией. Австро-Венгрия должна выдвинуть предложения о будущей Албании и предоставить России возможность отклонить их, толкнув сербов на все. И тогда русские будут выглядеть провокаторами, которые не хотят оставить Вену в покое. Это даст нашему правительству хороший повод для мобилизации» (196). А тем временем австро-венгерские войска сосредотачивались и на границе с Россией. Последняя же в ответ задержала демобилизацию 350 тыс. военнослужащих срочной службы. Из Берлина сразу же запросили Петербург: что означает этот шаг? Если Россия собирается произвести «пробу сил» (Kraftprobe), тогда ей придется меряться с силами и с Германией, которая своего союзника не оставит (197). Таким образом, в Берлине и в Вене намеревались использовать попытку Сербии решить адриатическую проблему как предлог к войне.
39
Материалы по истории франко-русских отношений… С. 294. Вопрос о Проливах утратил остроту к концу ноября 1912 г., когда миновала угроза падения Стамбула. 3 декабря Турция и страны Балканского союза заключили перемирие.