В первый же день работы конференция послов приняла решение о создании автономной Албании под верховной властью османского султана, под контролем шести европейских держав и с учетом особых интересов Австро-Венгрии и Италии (203). Здесь же оговаривалось предоставление Сербии экономического выхода в Адриатику через албанскую территорию, что впоследствии оказалось пустым звуком (204). Появление этого нового субъекта международного права еще больше осложнило политическую ситуацию на Балканах. Определение границ Албании вызвало острые дискуссии. В Вене желали их максимального расширения, рассчитывая, что это государство станет противовесом Сербии. Такую позицию поддерживала и итальянская дипломатия, но по другим соображениям. Албания рассматривалась в Риме как неоспоримая сфера влияния Италии. Это наталкивалось на сопротивление официального Петербурга, желавшего максимально усилить своих потенциальных союзников — Сербию и Черногорию. После ожесточенных споров Лондонская конференция установила северную и северо-восточную границы Албании. Габсбургская монархия сначала 19 февраля 1913 г. «уступила» Сербии Дибру (205), а 21 марта Джяковицу, Призрен и Печ (206), отказавшись тем самым от своего же первоначального проекта, предложенного конференции послов 20 декабря 1912 г. Таким образом, обширные территории с преобладающим албанским населением отторгались от Албании. При этом не принимались во внимание ни этнический принцип, ни интересы самих албанцев, а только лишь желание предотвратить столкновение между Австро-Венгрией и Россией. Тем самым были заложены предпосылки разгоревшегося в конце XX в. и тлеющего до сих пор косовского конфликта (207).
Взамен на эти уступки Вены Петербург обязался не поддерживать притязания черногорского короля Николы на Шкодру (Скутари), в которую после длительной осады 22 апреля 1913 г. вступили черногорские войска. Попытки Сазонова воздействовать на черногорского монарха, в том числе лично через императора Николая II, с целью убедить его отказаться от Шкодры и согласиться на вхождение этого города в состав Албании, не дали результата (208). Известно выражение Сазонова, что черногорский король готов был «разжечь пожар мировой войны, чтобы на нем зажарить для себя яичницу» (209). Понадобилось срочное вмешательство Берхтольда, пригрозившего односторонним применением военных санкций — вплоть до бомбардировки черногорского побережья, чтобы 4 мая наконец Никола отступил. 14 мая Шкодра была занята международным отрядом, высаженным с соединенной эскадры, которая блокировала Черногорию. Окончательное урегулирование данной проблемы рассматривалось как большой успех Берхтольда. Оценку германским послом в Вене Г. фон Чиршки политики Германии с начала Балканской войны, особенно в связи с кризисом из-за Шкодры, Берхтольд изложил 5 мая в своем дневнике: «Все последующие войны были выиграны теми, кто к ним годами готовился… Мы (то есть Австрия) должны готовиться к войне, которая должна принести нам Сербию, Черногорию и Северную Албанию, Италии — Валону, Германии — победу над панславизмом»[40] (210).
Тем временем на ход межбалканского мирного урегулирования, и без того крайне сложного и запутанного, все большее влияние оказывал новый фактор — румынский. Румыния требовала вознаграждения за свой нейтралитет в Балканской войне и компенсаций за предполагаемое увеличение Болгарии в территориальном и демографическом отношении (211). Видя это, Сазонов стремился отвлечь Румынию от Тройственного союза и сблизить ее с Балканским блоком. Именно поэтому он настаивал в Софии, чтобы болгары отказались в пользу румын от Силистры (212). Неуступчивая же позиция болгарского правительства в значительной степени объяснялась воздействием на него австро-венгерской дипломатии, у которой была своя цель. Она тоже хотела болгаро-румынского примирения, но при этом (совместно с итальянцами) поощряла притязания болгарских правящих кругов на Салоники вместо Силистры, а это неминуемо столкнуло бы Болгарию с ее союзниками[41]. В Вене усиленно трудились над созданием нового политического союза в составе Румынии, Болгарии и Турции, чтобы вытеснить российское влияние с Балкан (213). Болгария и Румыния согласились передать свой спор на решение конференции великих держав в Петербурге в соответствии с принципами Гаагской конвенции 1907 г. Во время конференции представители Франции и Великобритании поддерживали, с некоторыми нюансами, российскую позицию (214). Французская дипломатия играла активную роль в привлечении Румынии на сторону Антанты. Она имела свой план создания союза Румынии, Сербии, Черногории и Греции, в котором Румынии отводилась ключевая роль. Этот союз должен был нейтрализовать славянские элементы, которые традиционно ориентировались на Россию (215). По Петербургскому протоколу 9 мая Румыния получила Силистру (216). Это решение не удовлетворило ни ту, ни другую сторону. Бухарестский кабинет обвинял Австро-Венгрию в слабой поддержке его интересов и не отказался от мысли получить от болгар всю Южную Добруджу. В Софии же политические деятели, в том числе и лидеры русофильских партий, возмущались позицией России. Менее чем через два месяца этот протокол превратился в мертвую букву…
41
Предложение Вены о передаче Салоник Болгарии, а не Греции, не нашло понимания в Берлине, где зорко защищали греческие интересы. См.: ÖUA. Bd. 5. S. 874–875, 877–939.