Поместив в глубины своего Ада, рядом с предателем Иудой, Брута и Кассия — за предательство Цезаря, — он как бы посвящает свое детище Риму, Империи, т.е. своей родной Италии. Он воздвигает этот памятник на заре XIV века, и он предвещает новое возрождение, колыбелью которого действительно стал полуостров и которое отбросило искусство Франции в ночь веков, назвав его готическим, иначе говоря, варварским.
Когда Данте начинал писать свою поэму, ростки этого возрождения уже в течение двадцати лет были укоренены в Тоскане, недалеко от Флоренции. На берегу Лигурийского моря, в Пизе, большом портовом городе, еще не увязшем в долгах и не попавшем в зависимость, внутри другого баптистерия, аркатуры которого образуют корону, как бы воздавая дань готике, Никколо Пизано установил мраморные плиты, в которых также заметно влияние французской эстетики. Ими окружена кафедра, место, где читается проповедь. При этом скульптор воспроизвел формы, украшавшие отделанные слоновой костью переплеты евангелиариев, предназначенных для германских императоров тысячного года. На самом деле, однако, истоки этого искусства уходят еще далее вглубь веков и коренятся в самой Тоскане. Самыми отдаленными его предшественниками были этрусские погребения: матрона из сцены Рождества столь же задумчиво-серьезна, как и лежащие изваяния этрусских гробниц; кавалькады напоминают Августовы триумфы, а упорядоченная сумятица толпы — сцены на саркофагах II века. Повсюду здесь дыхание Рима, Древнего Рима, воскресшего и зримого.
В этом году случилось также, что у одного цистерцианского монаха была украдена невообразимо огромная сумма денег. Случилось так, что с помощью человека, жившего в Шато-Ландон и прежде бывшего там прево, по каковой причине его все еще называли Жеан Прево, между ним и нечестивым колдуном было договорено, что они сделают так, чтобы узнать кто совершил кражу; а сделать это они договорились следующим образом. Перво-наперво он заказал с помощью вышеозначенного Жеана Прево ларец, и приказал поместить туда совершенно черную кошку, которую затем и закопали в поле на самом перекрестке дорог, приготовив для нее еду на три дня, которую также положили в ларец: то был хлеб, напитанный святым елеем и миром и окропленный святою водой. И, дабы погребенная таким образом кошка не умерла, в ларце было проделано одиннадцать отверстий, соединенные длинными трубками с поверхностью земли, скрывавшей ларец, благодаря чему воздух поступал в ларец и кошка могла дышать. Случилось, однако, так, что пастухи, гнавшие своих овец на пастбище, проходили по своему обыкновению через этот перекресток. Собаки их принюхались и учуяли запах кошки; они быстро нашли то место, где она была зарыта и принялись скрести и рыть землю своими когтями, как если бы они нашли крота — да с таким азартом, что никто не мог согнать их с того места. Увидев, с каким упрямством разрывали землю собаки, пастухи приблизились и услышали кошачье мяуканье; это повергло их в крайнее изумление. И видя, что собаки продолжали скрести землю, один из пастухов, бывший расторопнее других, пошел и рассказал обо всем представителю закона, который тотчас же явился на место происшествия и обнаружил кошку и то, каким способом она была зарыта. Все были весьма изумлены, включая и людей, пришедших вместе с представителем закона. Тогда прево Шато-Ландона почувствовал крайнее смятение, спрашивая себя, как он узнает, кто совершил этот колдовской обряд, с какой целью и в отношение кого? он не мог ответить ни на один из этих вопросов. Однако он заметил, рассудив сам с собою, что ларец был новый, на основании чего он призвал к себе всех плотников города и спросил у них, кто изготовил этот ларец. На этот вопрос один из плотников приблизился и заявил, что тот ларец сделал он по настоянию одного человека, коего звали Жеан Прево; но Бог тому свидетель, что он не знал, для какой цели он заказал ему ларец. Несколько времени спустя был взят вышеозначенный Жеан Прево; под пыткой огнем он тотчас сознался в содеянном и указал на человека, бывшего главным виновником, задумавшим сие колдовское злодеяние и звавшимся Жеаном Персаном. Кроме того, он указал на одного цистерцианского монаха, бывшего вероотступником, как на главного ученика сего Жеана Персана, а также на аббата из Серкансо, принадлежавшего ордену цистерцианцев, и нескольких регулярных каноников, бывших сообщниками этого злодеяния; все они были взяты, связаны и доставлены в Париж, где они предстали перед Санским епископом и инквизитором. Когда их привели на допрос, у них спросили, с какой целью и ради чего они совершили подобную вещь, в особенности вопрос был обращен к тем из них, кого считали мастерами дьявольской премудрости. Они ответили, что если бы кошка осталась под землей на перекрестке дорог в течение трех дней, то по истечении этих трех дней они бы ее откопали и содрали бы с нее кожу. Затем из этой кожи они бы нарезали ремешков, которые бы они связали, так чтобы те образовали круг, внутри которого смог бы поместиться человек. По свершении сего человек, который стал бы в этом кругу, положил бы перво-наперво позади себя пищу, которой питалась кошка, без чего его заклинания не имели бы силы и были бы совершенно бесполезны. Сделав это, он вызвал бы демона по имени Берих, который бы явился тотчас же и без промедления и ответил бы на все вопросы, которые ему были бы заданы, и рассказал бы о краже и о тех, кто ее совершил. А сверх того он обучил бы многим злым делам и научил бы их творить любого, кто бы его попросил. После заслушивания означенных признаний и дьявольских откровений Жеан Прево и Жеан Персан как главные виновники и исполнители этого злодеяния и колдовства были осуждены и приговорены к сожжению на костре. Но, поскольку приговор не был сразу приведен в исполнение, один из осужденных, а именно Жеан Прево, умер, и кости его, и все тело были сожжены, а пепел развеян в прах из ужаса перед столь страшным преступлением; второй же, а именно Жеан Персан, был сожжен заживо с кошкой, повешенной у него на шее, и пепел его также был обращен в прах наутро после дня Св. Николая. Затем аббат и монах-вероотступник, а также другие канонники, преступившие устав, которые способствовали совершению колдовства, согласившись предоставить миро и все другое, были сначала лишены сана, а затем осуждены законным приговором на вечное заключение в темнице.»