«В тот день в Оксанбреккуре оказался один из пастухов Снорри Годи, и оттуда наблюдал он битву в Виграфьорде; он тотчас пошел домой и сказал Снорри Годи, что в Виграфьорде произошла нешуточная битва. Тогда Снорри и его люди, вооружившись, вдевятером направились внутрь [острова], к фьорду. Когда они достигли его, Стейнтор со своими людьми уже ушли и были за льдами фьорда. Снорри и его люди осмотрели раны поверженных. Убитых, кроме Фрейстейна Плута, не было, но у всех раны были тяжелые. Торлейв Задира позвал Снорри Годи и попросил догнать Стейнтора и его людей и не дать уйти никому из них. Затем Снорри Годи подошел к месту, где лежал Бергтор до того как его унесли, и увидел там большое кровавое пятно. Он взял горсть смешанного с кровью снега, стиснул его в руке, положил себе в рот и спросил, чья это была кровь. Торлейв Задира ответил, что то была кровь Бергтора. Снорри сказал, что это была кровь из глубокой раны. «Может быть, — заметил Торлейв, ведь ранило его копьем.» «Я думаю, — сказал Снорри, — что это кровь человека, обреченного на смерть; мы не станем их преследовать.»
Затем сыновей Торбранда перенесли в Хельгафелл и там перевязали им раны. У Тородда, сына Торбранда, рана на шее сзади была столь велика, что он не мог держать голову; на нем были длинные штаны, и они были насквозь пропитаны кровью. Слуге Снорри нужно было его раздеть; когда он попытался стянуть штаны, это ему не удалось. Тогда он сказал: «И правду говорят о вас, сыновьях Торбранда, что вы любите необычную одежду; одежда ваша так узка, что ее невозможно стащить.» Тородд ответил: «Может быть, ты это делаешь не так как надо.» Тогда слуга уперся ногой в стойку кровати и потянул изо всех сил, но одежда не поддалась. Тогда за дело взялся Снорри, он ощупал ногу и обнаружил, что в ней между ахилловым сухожилием и подъемом сидел наконечник копья, намертво пригвоздивший ткань к ноге. И Снорри сказал, что слуга был редким болваном, если он не заметил всего этого.
«Снорри, сын Торбранда, пострадал меньше других братьев; вечером он сел за стол напротив своего тезки; они ели сначала творог, потом сыр. Снорри Годи заметил, что его тезка неохотно ел сыр, и он спросил у него, почему он так медленно ест. Снорри, сын Торбранда, ответил, что когда ягнятам протыкают горло, им не особенно хочется есть. Тогда Снорри Годи ощупал ему горло и обнаружил, что в нем застрял наконечник стрелы, дошедший до корня языка. Он взял щипцы и вытянул стрелу. После этого Снорри, сын Торбранда поел. Снори Годи вылечил всех сыновей Торбранда. Когда рана на шее Тородда начала затягиваться, голова его осталась слегка наклоненной вперед. Тородд сказал, что Снорри лечил его так, чтобы сделать калекой, но Снорри заявил, что он надеется, что голова выпрямится, когда срастутся сухожилия. Однако Тородд ничего не хотел слышать и требовал, чтобы рану вскрыли и выпрямили голову.»
«Всякий обладающий ложной свободой ищет лишь собственный образ.»
«Желание быть освобожденным от любого справедливого бремени ведет к самой опасной свободе из всех возможных.»
«Людей разумных намного больше, чем людей простых.»
СОПРОТИВЛЕНИЕ НАРОДОВ
Готикой мы называем некоторую организацию архитектурного пространства, определенную манеру очертить силуэт церкви, расположить скульптурный персонаж, придать определенное выражение взгляду, улыбке. Современники называли эту манеру рисования, строительства, скульптуры попросту французской. И они были правы. Поскольку они имели в виду не нынешнюю Францию, а лишь небольшую область, древнюю страну франков, страну Хлодвига, местность вокруг Парижа. Из этого очага в XII и XIII веке исходило все: власть, богатство, наука. «Французское искусство» имело предрасположенность к завоеванию других провинций. Однако не все они были завоеваны. Его распространению в ряде случаев противостояло стойкое сопротивление. Оно было вызвано политическими причинами: соперничающие с королем Франции монархи стремились подчеркнуть свое отличие от него своей приверженностью к другим эстетическим формам. Сказывалось и различие культурных субстратов: в каждой области сохранялась присущая ей манера чувствовать, мыслить, верить, воздвигавшая более или менее прочные преграды вторжению готического искусства.