Выбрать главу

Фридрих II, прозванный «stupor mundi», «удивление мира», был человеком нервным и худосочным. Хронист замечает о нем: «Будь он рабом, никто не пожелал бы купить его и за двести су». Это был удивительный человек. Для многих он был Антихристом, однако для многих других он служил воплощением надежды. Данте поместил его в Ад — и недаром; чувствуется, однако, как он этим был удручен. Все, кто писал о Фридрихе, восхищались его храбростью, его удивительной способностью говорить на любом языке — французском, тосканском, немецком, греческом, арабском, латыни. Они порицали его за приверженность телесным удовольствиям, за то, что он вел себя так, «будто бы не было другой жизни». Да, в его замке Люцера был гарнизон мусульманских воинов. Да, он вооружал посланцев сарацинских владык, а путь к Иерусалиму открыл паломникам с помощью переговоров. Однако, что бы ни говорили кардиналы, не следует думать, что он шутил, приняв крест. Он не был скептиком, а тем более атеистом. Просто он хотел все понять сам и добивался, чтобы ему объяснили, что такое Бог арабов, Бог евреев, а однажды он попросил о встрече с Франциском Ассизским. Он преследовал еретиков и поддерживал инквизицию более рьяно, чем какой-либо другой монарх. Умереть же он пожелал в грубошерстной рясе цистерцианского монаха. Он был слишком сложен, чтобы быть понятым монахами XIII века, мышление которых было чересчур одномерным. А главное, его замечательному уму была открыта сложность того мира, центром которого был сицилийский треугольник.

Продолжая вести упорную борьбу с притязаниями Папы, — и его кузен Людовик IX во Франции, хотя и был святым, полностью его в этом поддерживал, — Фридрих II, в то самое время, когда Людовик Святой собирался строить Св. Капеллу, чтобы поместить в ней терновый венец, возводит в городах Юга, на своей настоящей родине, свои собственные изваяния. Бюсты. То были бюсты Кесаря. В лице Фридриха II Римская империя возвращалась из германского изгнания к своим средиземноморским истокам. Здесь, при единственном в Италии дворе, где развилось монаршее меценатство, возникло настоящее возрождение. Здесь, в этих скульптурных формах, Рим получил новую жизнь, и именно в этих скульптурах несколькими годами позже черпал свое вдохновение Никколо Пизано.

Разве это изборожденное страстями лицо не то же, что и лица других монархов, чьи владения простирались по ту сторону Латинского моря, — королей Кастилии, королей Арагона? Испания, испанские государства являлись еще одним очагом христианской рыцарской экспансии, и там столь же активно шло освоение и присваивание чужих культурных богатств, которыми эти земли изобиловали в той же мере, что и Сицилия, поскольку они также недавно были отторгнуты у мусульман. Толедо, снова завоеванный христианами в 1085 году, был полон книг. Эти книги были написаны по-арабски. Однако в стране жило множество евреев, имелись многочисленные и весьма активные еврейские общины, которых халифы Кордовы и мелкие эмиры, владевшие испанскими городами, конечно же, эксплуатировали, но не подвергали преследованиям. Христиане, пришедшие на эти земли во время Реконкисты, вначале их также не преследовали. Они воспользовались их знаниями. Евреи-книжники служили им посредниками, переводчиками. В Толедо по сей день сохранились превращенные значительно позднее в церкви великолепные синагоги, которые строились и украшались в то самое время, когда в других местах из земли вырастали готические соборы. В их сдержанном убранстве использовано все богатство декоративных традиций Ислама, поскольку Всевышний, трепетно чтимый народом своим, наложил запрет на изображение сотворенных Им существ. Всем своим видом напоминающий мечеть, подобно мечети покрытый инкрустациями и отделанный под мрамор, интерьер синагоги Трансито лишен каких-либо украшений, за исключением букв, из которых слагается слово — слово Бога, того же самого Бога, но который на этот раз величаво говорит по-древнееврейски. В то же время в другой синагоге, ставшей после первых гонений на иудеев церковью Санта-Мария-ла-Бланка, т.е. церковью, посвященной Богоматери, в ее капителях, уже можно усмотреть шаг к изобразительности. Растительный мотив, увенчивающий капители, не так уж далек от того, который можно увидеть на капителях в Клюни. Однако в этом иудейском памятнике их архитектурные и символические функции существенно иные. Так или иначе, на средиземноморском побережье, расплескивавшем через край избыток своих жизненных сил, во времена Генриха Плантагенета и Людовика Святого, в тот самый момент, когда христиане Запада обнаружили несводимую к христианскому вероучению философскую систему Аристотеля, когда крестоносцы убедились в невозможности одержать верх над неверными, захватившими Святую Землю и над греческими схизматиками, латинскому христианскому миру открылись великолепные произведения искусства, принципиально несовместимые с его эстетикой.