Но в конце этого длинного ряда препятствий стоит все же сама Япония со своей недостаточной готовностью пускаться в дальнее плавание. «Японии приходится, – говорит Поль Адан, – учесть свою способность к действию, свои финансовые средства и политические последствия подобного гигантского предприятия… Оно возможно, – мы горячо желали бы этого. Но ничто не дает права утверждать сегодня, что предприятие хотя бы только вероятно. Не нужно создавать себе иллюзий, дабы не испытать бесплодных разочарований». Генерал Шерфильс, военный критик двух крайне правых газет «Echo de Paris» и «Gaulois»,[73] выступает решительным противником японского вмешательства. Его аргументация проста, но неоспорима: так как у японцев нет никакого собственного интереса умирать во Фландрии, то они предъявят Франции такой счет, который далеко превысит военное значение их помощи. Нельзя нанимать союзников, нужно искать их на пути общих интересов. И генерал Шерфильс снова возвращается – на Балканский полуостров. «Турецкая добыча и австрийские останки послужат (балканским союзникам) платой за усилия». В таком же духе высказывается и большой вечерний «Journal des Debats». «Обидно слушать жалобные голоса, – пишет орган либерального католицизма, – которые серьезно предлагают уступить такую-то и такую-то территорию – имея в виду колониальные владения – в обмен за посылку неведомого количества японских корпусов, неведомо как составленных и долженствующих прибыть на театр военных действий неведомо когда и неведомо каким путем». Газета предостерегает против таких сделок, где хорошо видишь, что даешь, но плохо видишь, что получишь в обмен. Если даже допустить, что японская помощь незаменима, то «не Франция должна платить по счету».
Но наиболее симптоматично выступление Эрве.[74] Не нужно даже иметь сведений из политической кухни, чтобы решить, что его последняя статья о японцах написана с начала до конца под диктовку Делькассе. Еще три недели тому назад редактор «Guerre sociale» с трезвоном требовал немедленного вмешательства японцев и предлагал им такие великолепные вознаграждения в Азии, что цензура тщательно вытравляла следы щедрого размаха неумеренного патриота. Сейчас Эрве с характеризующей его внезапностью бьет отбой. Призвать наших союзников японцев? Но разве они наши союзники? Пока что они лишь союзники Англии. «Представьте себе, что Япония требует от нас отправить 400–500 тысяч наших солдат на Дальний Восток, чтобы защитить ее от вторжения – скажем, американцев. Пришлось бы заплатить нам хорошо, не правда ли?» Япония за последнее десятилетие получила – Эрве говорит: проглотила – Корею, потом Манчжурию, потом приобщила Киао-Чао с открытой дверью в Шантунг. Не будет удивительным, если Япония не ощущает сейчас острого аппетита. «Пойдут японцы – тем лучше». Но нужно надеяться «на себя, снова на себя и всегда на себя».
Два крупнейших политика продолжают, однако, с прежней настойчивостью «японскую» кампанию: это – Пишон и Клемансо. К этим двум матадорам японской интервенции присоединился Ланессан, бывший генерал-губернатор Индо-Китая и бывший морской министр. В кампанию вмешалась провинциальная пресса. Несколько десятков провинциальных газет высказались, без больших рассуждений, за японское вмешательство, отражая нетерпеливое настроение среднего обывателя, который очень хочет скорейшего окончания войны, но вряд ли представляет себе точно, как этого достигнуть. Он одинаково готов приветствовать вмешательство Италии, Португалии, Болгарии, как и Японии. Но именно к тому моменту, как провинциальная пресса успела подать свой голос, «японский» вопрос вступил в новую фазу, в которой ноты безнадежности явно господствуют над искусственным оптимизмом.
Резюмируем. Вся агитация началась, не без сочувствия правительства, главным образом в целях давления на Англию. Давление ни к чему не привело. Английское правительство представило убедительные доказательства того, что оно не может ускорить своих подготовительных операций. Между тем японская кампания прессы возбудила серьезные надежды, чреватые разочарованиями. Правительство поручило ударить отбой. Но по мере того как видение полумиллионной японской армии стало растворяться в воздухе перед разочарованными взорами обывателя, на сцену снова выступил, в порядке неотложности, вопрос о вмешательстве Италии и Румынии, – тех самых стран, от медлительности которых общественное мнение апеллировало к японцам. Эти метания – от Понтия к Пилату – являются наиболее ярким политическим отражением всей военной ситуации, как она сложилась на западном фронте.
Париж, 16 января 1915 г.