При маниакальных состояниях, количественный наплыв идей, образов следует в порядке кинематографической смены образов, относящихся к реальной текущей жизни (быта, деятельности) и конкретных вещей. У эпилептоида этот наплыв образов, если касается конкретных вещей и реальных сторон жизни, носит панорамный характер. Картины и образы появляются одновременно, укладываются один около другого, при чем конкретность и реальность переживания этих образов, перемешиваются с абстрактно-символическим мышлением, где принимают характер сгущения, что, в свою очередь, делает их склонными к метафизическим концепциям своих переживаний.
У Толстого мы видим это в "Отрочестве" (стр. 238, гл. XXVII), где он говорит об этом таким образом:
".... В метафизических рассуждениях, которые бывали одним из главных предметов наших разговоров, я любил ту минуту, когда мысли быстрей и быстрей следуют одна за другой и, становясь все более и более отвлеченными, доходят, наконец, до такой степени туманности, что не видишь возможности выразить их, и, полагая сказать то, что думаешь, говоришь совсем другое. Я люблю эту минуту, когда, возносясь все выше и выше в области мысли, вдруг постигаешь всю необъятность ее и сознаешь невозможность идти далее".
Из этого отрывка мы видим характер его гипермнестических переживаний. Процесс обострения психических переживаний идет от конкретного к абстрактно - метафизическому, где он доходит до такого состояния, что "полагая сказать то, что думаешь, говоришь совсем другое"... т. е. до моментов, где реальное мышление теряет свою конкретную форму и переходит в абстрактно архаическое, где одни символы понятий замещаются другими (в отличие от маниакальных гипермнезий, где конкретная форма мышления сохраняет до конца свою реальность, несмотря на то, что "вихрь идей" не дает возможности угнаться за ними).
В этих эпилептоидных гипермнезиях теряется чувство времени. Пространственные восприятия не сообразуются с реальными восприятиями или переплетаются с ними.
Характерна также внезапность появления комплексов, поражающих эпилептоида, вследствие чего у эпилептоида при описании этого переживания прорывается характерное выражение: "вдруг". "Вдруг постигаешь"... говорит Толстой в вышеуказанном отрывке.
Эти гипермнезий дают творчеству эпилептоида много качественных преимуществ, которые отмечаются и подчеркиваются самим Толстым.
Описывая эпилептоидный экстаз Пьера перед женитьбой, когда он переживал "радостное", "неожиданное сумасшествие", Толстой говорит (в лице Пьера): "Может быть я и казался тогда странен и смешон. но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда-либо и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что... я был счастлив". Этим Толстой хочет сказать: хотя переживая "радостное сумасшествие", (сиречь, экстаз эпилептоида), я казался ненормальным для других, но умственные мои способности не только не страдали (он "понимал все. что стоит покидать в жизни"), наоборот, переживая гипермнезию, в этот момент он "был умнее и проницательнее, чем когда либо".
Этим он ясно показал, какое колоссальное значение играли эти приступы "безумия" или радостного "сумасшествия" для его творчества. Он нам поясняет: "Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия". Почему? А потому что проницательность гипермнестических переживаний для него имела огромное значение в творчестве, ибо... "Все суждения, которые он, Пьер, составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. "Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, во внутренних сомнениях и противоречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен... " (разрядка наша).
Этим нам Толстой сам подтверждает, что он руководился гипермнезиями "счастливого безумия" в случаях надобности.
Об этом он также говорит в "Анне Карениной", описывая счастливый экстаз Левина в день согласия Кити на брак с ним, и, переживая в этом экстазе такого рода гипермнестические переживания во время заседания в тот же вечер, Толстой между прочим подчеркивает:
"Замечательно было для Левина то, что они все (т. е. все присутствовавшие ему незнакомые члены заседания (Г. С. ) для него нынче были видны насквозь и по маленьким прежде незаметным признакам он узнавал душу каждого и ясно видел, что они все были добрые....
Тут перед нами Толстой вскрывает всю, так сказать, механику толстовского творчества: психомеханизм его гипермнестических переживаний. Пользуясь свойством его гипермнезий "по маленьким, прежде незаметным признакам, узнавать душу каждого" и способностью благодаря этому "видеть всех насквозь" Толстой мог создавать с тонким психологическим проникновением своих героев. Этим же объясняется его необычайное свойство по внешним выразительным движениям человека тонко и проникновенно характеризовать душевные переживания человека и животного. В этом его свойстве Толстой еще в юности в себе отмечал (в главе XXVI "Юности") ... склонность придавать значение самому простому движению составляла во мне характеристическую черту того времени... (Разрядка наша).
Нет сомнения в том, что эта способность результат его гипермнестических переживаний и здесь, можно сказать, кроются его необычайная сила и способность при вскрытии "физиологического" и "психического" нутра его героев.
Резюмируя все, что можно отметить в отношении симптоматики творческих приступов Л. Толстого, мы можем сказать следующее:
1. Симптоматология содержания творческих комплексов есть симптоматология содержания эпилептоидных переживаний. Комплексы чувства недостаточности эпилептоидной личности и их противоположность комплекс чувства сверхценности (как компенсация недостаточности). Находясь во взаимном противоречии эти комплексы постоянно антагонизируют между собой в силу выше упомянутой полярности. Создается комплекс постоянной и беспрерывной борьбы 2-х антиподов в одной и той же личности: отсюда постоянная борьба с самим собой и с внешним миром.
Комплекс этой борьбы -- основной стержень, основное содержание творческих комплексов. Сознательно или бессознательно все его герои более или менее воплощают эти комплексы борьбы со всеми последствиями этой борьбы (часто в представлении эпилептоида с исходом в припадок, смерть, мистику и проч. упадочный исход этой борьбы как это мы видим у Толстого).