Очевидно, многие упускали из виду, что при стабильных ценах будет труднее переложить увеличивающиеся расходы на покупателей. Высокую ценовую стабильность новой валюты использовали в качестве стимулятора для собственного спроса, но не видели возникающей при этом необходимости собственного управления затратами.
Но прежде всего не видели, что прозрачность и прочный каркас единой валюты при стабильных ценах повышали давление конкуренции и обостряли последствия неправильных предпринимательских и политико-экономических решений. При инфляции неправильную динамику цен и затрат можно гибко и незаметно смягчить быстрым истечением срока или скорректировать, но и это вместе с евро полностью отпало.
Эти недоразумения подготовили почву для описанного далее неправильного развития, но они облегчили также тяжкие нарушения договора, которые практически приостановили или по-новому интерпретировали основные положения Маастрихтского договора.
Нарушения договора
Очевидно, как большинство партнеров, так и рынки понимали договор совершенно иначе, чем это соответствовало его дословному тексту и законному содержанию. И это можно объяснить тоже только с психологической точки зрения: в экономическом плане введение евро было не чем иным, кроме как предоставлением д-марки всем членам еврозоны. Очевидно, многие страны-партнеры, так же как и рынки, полагали, что с этим связано обещание солидарности валютного пространства д-марки новым вступающим членам.
Не было понято также то, что выстраивающаяся вокруг принципа No-Bail-Out специфическая конструкция Маастрихтского договора точно должна будет этому воспрепятствовать. Эта конструкция была принята, чтобы пойти навстречу немцам и облегчить им согласие. Но по-настоящему серьезно она была воспринята только в Германии, возможно, также в Австрии и в Нидерландах.
Границы задолженности
Тем более иронично выглядит ситуация, что история нарушения договора началась именно в Германии. Красно-зеленое федеральное правительство не захотело в 2002 году перед выборами в бундестаг из-за превышения Маастрихтских критериев подвергнуть себя процедуре разбирательства в Брюсселе и сообщило оптимальные оценки, которые в 2003-м, году уже нельзя было удержать. «Не позднее чем в 2003, когда оба крупных государства-члена, Германия и Франция, организовали политическое большинство в Совете министров финансов, для того чтобы не допустить применения правил против… нарушения (федерального правительства), пакт в его амбициях можно было считать провалившимся», – отмечает Отмар Иссинг – многолетний главный экономист Бундесбанка и ЕЦБ – и далее спрашивает: «Можно ли было ожидать чего-то другого от жюри, в котором потенциальные нарушители судили реальных? Во всяком случае, в вопросе по стабилизационному пакту речь идет не о заявлении доброй воли, а о международно-правовом обязательном соглашении. Но если существует слишком мало доверия к ратифицированным всеми парламентами договорам, то как можно в будущем надеяться на улучшение?»8 Вопрос Иссинга оправдан. Его можно было бы поддержать словами Шарля де Голля: «Договоры как розы и молодые девушки – у них свое время».
No-Bail-Out
Могло бы быть еще хуже. Дитрих Мурсвик – процессуальный представитель Петера Гаувайлера – цитировал в федеральном конституционном суде французского министра финансов Кристин Лагард. На упрек, что фондом поддержки евро нарушается европейское законодательство, она коротко заметила: «Мы нарушаем все предписания законов, так как выступаем единогласно и действительно хотим спасти еврозону. Лиссабонский договор был однозначным. Никаких акций по спасению»9. (!)
Петер Штайнбрюк осенью 2009 года, будучи министром финансов, уже открыто заметил, что Греции, конечно, нужно помочь, если она попадет в финансовые затруднения. Его преемник Вольфганг Шойбле продолжил его замечание. Зимой 2009 года, когда федеральный канцлер Ангела Меркель еще открыто не определилась и кризис вокруг греческих государственных финансов постепенно нарастал, он вновь высказался, что Греции, конечно, нужно помочь, если она сама себе не может помочь. Этими словами он попал в ловушку Морал-Гацарда, которую описал Отмар Иссинг: «С точки зрения политэкономии, ограничение принципа No-Bail-Out означает нечто вроде приглашения жить не по средствам за счет других»10.