Столь благосклонна графиня была, но и тяжкую должностьС кротким терпением он исполнял бы, покорствуя богу.С самого раннего утра до самыя поздния ночиБыл он всечасно на службе ее, покоя не зная;Если ж случалось, сказать ей ему: «Фридолин, успокойся!» —Слезы в его появлялись глазах: за нее и мученьеБыло бы сладостно сердцу его, и не службой считал онЛегкую службу. За то и его отличала графиня;Вечно хвалила и прочим слугам в пример подражаньяСтавила; с ним же самим она обходилась как с сыномМать, не так как с слугой госпожа. И было приятноЕй любоваться прекрасным, невинным лицом Фридодина,То примечая, сокольничий Роберт досадовал; завистьГрызла его свирепую душу. Однажды, с охотыС графом вдвоем возвращался в замок, Роберт лукавымБесом прельщенный, вот что сказал господину, стараясьВ сердце его заронить подозрение: «СчастьемБог наградил вас, граф-государь; он дал вам в супругеВашей сокровище; нет ей подобной на свете; как ангелБожий прекрасна, добра, целомудренна; спите спокойно:Мыслью никто не посмеет приблизиться к ней». ЗаблисталиГрозно у графа глаза. «Что смеешь ты бредить?» — сказал он.—Женская верность слово пустое; на ней опиратьсяТо же, что строить на зыбкой воде. Берегися как хочешь:Все обольститель отыщет дорогу к женскому сердцу.Вера моя на другом, твердейшем стоит основанье:Кто помыслить дерзнет о жене Савернского графа!»«Правда, — коварно ответствовал Роберт, подобная дерзостьТолько безумному в голову может зайти. Лишь презреньяСтоит жалкий глупец, который, воспитанный в рабстве,Смеет глаза подымать на свою госпожу и, служа ей,В сердце развратном желанья таить.» — «Что слышу! — воскликнулГраф, побледневши от гнева, — о ком говоришь ты? И жив он?» —«Все об нем говорят, государь;, а я, из почтеньяК вам, полагая, что все вам известно, молчал. Что самим вамВ тайне угодно держать, то должно и для нас быть священнойТайной». — «Злодей, говори! — в исступленьи ужасном воскликнулГраф! Ты пропал, когда не скажешь мне правды! Кто этотДерзкий?» — «Паж Фридолин; он молод, лицом миловиден(Так шипел предательски Роберт, а графа бросалоВ холод и жар от речей ядовитых). Возможно ль чтоб самиВы не видали того, что каждому видно? За неюВсюду глазами он следует; ей за столом, забываяВас, с усердием он служит; за стулом ее, как волшебнойСилой какою окован, стоит он и рдеет.Он и стихи написал и в них перед ней признаетсяВ нежной любви». — «Признается!» — «И даже молить о взаимномЧувстве дерзает. Конечно, графиня, по кротости сердца,Скрыла от вас, государь, безумство такое, и сам яЛучше бы сделал, когда б промолчал: чего вам страшиться?»Граф не ответствовал: ярость душила его. ПриближалисьВ это время они к огромной литейной палате:Там непрестанно огонь, как будто в адской пучине,В горнах пылал, и железо, как лава кипя, клокотало;День и ночь работники там суетились вкруг горнов,Пламя питая; как вихорь, взвивалися искры; свисталиСтрашно мехи; колесо под водою, средь брызжущей пеныТяжко вертелось; и молот огромный, гремя беспрестанно,Сам, как живой, подымался и падал. Граф, подозвавшиДвух из работников, так им сказал: «Исполните в точностиВолю мою; того, кто первый придет к вам и спросит:Сделано ль то, что граф приказал? — без всякой пощадыБросьте в огонь, чтоб его и следов не осталось». С свирепымСмехом рабы обещались покорствовать графскому слову.Души их были суровей железа. С удвоенным рвением сноваНачали снова работать они и, убийством заранеЖадную мысль веселя, дожидались обещанной жертвы.С злобною радостью к графу наушник позвал Фридолина.Граф, увидя его, говорит: «Ты должен, не медля нимало,В лес пойти и спросить от меня работников горнаСделали ль то, что я приказал!» — «Исполнено будет», —Скромно ответствует паж; и готов уже идти, но подумалВдруг: не даст ли ему и она приказанья какого?Вот он к графине идет и ей говорит: «ГосподиномПослан я в лес; но вы моя госпожа; не угодно льБудет и вам чего повелеть?» Ему с благосклоннымВзором графиня ответствует: друг мой, к обедне хотелосьНыне сходить мне, но болен мой сын; сходи, помолисяТы за меня; а если и сам согрешил, то покайся.Весело в путь свой пошел Фридолин; и еще из деревниОн не вышел, как слышит благовест: колокол звонкимГолосом звал христиан на молитву. «От встречи господнейТы уклоняться не должен», — сказал он и в церковь с смиреннымНабожным сердцем вступил; но в церкви пусто и тихо:Жатва была, и все поселяне работали в поле.Там стоял священник один: никто не явилсяБыть на время обедни прислужником в храме. «Господу богуПрежде свой долг отдай, потом господину». С такоюМыслью усердно он начал служить: священнику ризыСтолу и сингулум[1] подал; потом приготовил святыеЧаши; потом, молитвенник взявши, стал умиленноДолг исправлять министранта: и там и тут на колени,Руки сжав, становился; звонил в колокольчик, как скороПровозглашаемо было великое «Sanktus»[2]; когда жеТайну священник свершил, предстоя алтарю, и возвысилРуку, чтоб верным явить спасителя-бога в бескровнойЖертве, он звоном торжественным то возвестил и смиренноПал на колени пред господом, в грудь себя поражая,Тихо молитву творя и крестом себя знаменуя.Так до конца литургии он все, что установлено чином,В храме свершал. Напоследок, окончивши службу святую,Громко священник воскликнул: Vobiscum Dominus52*, верныхБлагословил; и церковь совсем опустела; тогда он,Все в порядок приведши, и чаши, и ризу, и книгу, и утварь,«Pater noster»[3] двенадцать раз прочитал. ПодошедшиК лесу, он видит огромный дымящийся горн; перед горном,Черны от дыма, стоят два работника. К ним обратяся,«Сделано ль то, что граф приказал», — он спросил. И, оскаливЗубы смехом ужасным, они указали на пламеньГорна. Он там! (проревел сиповатый их голос) как должно,Прибран, и граф нас похвалит. С таким их ответом обратноВ замок пошел Фридолин. Увидя его издалека,Граф не поверил глазам. Несчастный! откуда идешь ты? —«Из лесу прямо!» — «Возможно ль? ты, верно, промешкал в дороге». —«В церковь зашел я. Простите мне, граф-государь; повеленьеВаше приняв, у моей госпожи, по обычному долгу,Также спросил я, не будет ли мне и ее приказанья?Выслушать в церкви обедню она приказала.Исполнив Волю ее, помолился я там и за здравие ваше».Граф трепетал и бледнел. «Но скажи мне, спросил он, —Что отвечали тебе?» — «Непонятен ответ был. Со смехомБыло на горн мне указано. Там он! (сказали) как должно,Прибран, и граф нас похвалит!» — «А Роберт? — спросил, леденеяВ ужасе, граф. — Ты с ним не встречался? Он послан был мноюВ лес». — Государь, ни в лесу, ни в поле, нигде я не встретилРоберта.» — «Ну!» — вскричал уничтоженный граф, опустившиВ землю глаза. — Сам бог решил правосудный!» И, с кроткойЛаскою за руку взяв Фридолина, с ним вместе пошел онПрямо к супруге и ей (хотя сокровенного смыслаРечи его она не постигла) сказал, представляяМилого юношу, робко пред ними склонившего очи:«Он, как дитя, непорочен; нет ангела на небе чище;Враг коварен, но с ним господь и всевышние силы».
[1] Столу и сингулум… — Стола — часть ризы католического священника, надеваемая на плечи в виде широкого шарфа (иначе: епитрахиль); сингулум — пояс рясы католического священника.