Дон Педро, утомленный делами правления, коего он был главою, мучимый беспрестанно возрождающимися препятствиями и страшившийся дать полную доверенность своим министрам, искал утешений в откровенности и коротком обществе некоторых своих придворных, людей неизвестных и необразованных. Одиночество, в котором он находился, конечно, извиняло в нем сию ошибку; но она тем более казалась важною в глазах бразильцев, что любимцами Дон Педро были португальцы. Любимцы сии, ослепленные пристрастием к своему отечеству, в очаровательных красках представляли воображению юного императора удовольствия Европы и поселили в нем отвращение к Бразилии, которая также мало-помалу изменялась в чувствах своих к Дон Педру.
Готовился переворот. Он был ускорен знаменитым уже с давнего времени между бразильцами Филисбертом Калдейра Брантом[23], получившим от императора титло маркиза Барбасена. Верное изображение Филисберта было бы весьма занимательно для европейцев и, может быть, представило бы им особенный образец для нравоописательного романа. Но современная история, позволяя себе общие рассуждения о делах, должна ограничиться повествованием событий. Филисберто вел жизнь прошлеца и еще при прежнем правлении нажил себе большое состояние.
Император дал ему сверх того титло и почести: он был главнокомандующим южной армии и первым бразильским дипломатом во всех важных сношениях с иностранными державами, и ему поручено было делать все займы для правительства. Наконец, ему же поверил император вести переговоры о браке его с молодой принцессою, дочерью Евгения Богарне[24].
Возвратясь в Бразилию, Филисберто Кальдейра Брант воспользовался упоением, в котором был император от сего счастливого союза. Во время блистательных праздников, данных по случаю бракосочетания Дон Педро, хитрый придворный более и более вкрадывался в доверенность своего государя и успел до того, что сделался, наконец, для него необходимым. Тогда предложили ему министерство финансов и председательство в совете; но он отказывался принять сии должности прежде, нежели окажут ему знак высокого императорского благоволения утверждением, без всякой поверки, представленных им отчетов.
Получив важнейшее место в правительстве, Филисберто чувствовал, что он не может совершенно овладеть умом государя, если не успеет отдалить других любимцев, имевших влияние на дела, и особливо Франциска Гомеса[25], тайного секретаря при императоре, и да Роша Пиито[26], помощника интенданта императорских имуществ. Он начал с ними вражду, и император принужден был отправить в Европу двух своих любимцев, к которым он имел доверенность. Гомес, по приезде своем в Лондон, не теряя времени, собрал сколько можно было доказательств тому, что Филисберто не всегда был беспорочным исполнителем воли императора, и послал документы сии самому Дон Педро. Доверенность государя к министру обратилась тотчас в негодование; Дон Педро изъявил ему свой гнев и выгнал из службы.
В то время, когда Гомес старался погубить Филисберто, последний не оставался в бездействии; он воспользовался властию, которая еще была в его руках, и, приобретя навык управлять людьми, умел составить себе партию. Сверженный с высоты, он не упал духом и выдал памфлет, в котором, будучи уверен в покровительстве палат, сам стал обвинителем, искусно отстранив настоящие вопросы о деле. Спор сей, данный ему Филисбертом, гласностью возбудил всеобщее внимание. Опальный министр сделался главою недовольных, предпринял издание журналов, которые благоприятствовали его ненависти и всем его намерениям, распускал их во множестве и сильным своим влиянием возбуждал во всех дух революции, который довел императора до отречения.
Неопытности бразильского народа расставлены были в это время сети весьма опасные. Обольстительными красками изобразили пред ним постоянно возрастающее благополучие Северной Америки, и идеи федерализма распространились по всем бразильским провинциям. Но Американский союз образован был добродетельными сектаторами, исполненными энергии и твердости. Уроками и примерами европейских своих предков они были уже приуготовлены к благоустройству, были способны понимать его и достойны им наслаждаться, Бразильский народ составился из других элементов и при других обстоятельствах. Рабы, принадлежащие, к низшему поколению человеческого рода, составляют две трети сего народа, и едва прошло десять лет с тех пор, как он стонал под игом несправедливости, следствием коей были не только бедность, но и самое растление нравов. Бразильцы доблестно свергли с себя ярмо колониальной системы, но — скажем ли откровенно? — они, сами о том не догадываясь, находятся еще под пагубным влиянием сей системы, подобно тюремному невольнику, который, освободясь от цепей, долгое время сохраняет на изнеможенном теле своем следы оных. Американский союз, и особливо дух Северных американцев, с каждым днем более утверждает узы своего общества, или, по крайней мере, общества каждой его области. Бразильцы, напротив, не умели бы ввести у себя федеральной системы, не разрушив в самом начале слабые узы, их еще соединяющие. Гордые главы многочисленных аристократических партий, рассеянных по всей Бразилии, без сомнения, весьма желают федерализма, снося нетерпеливо всякое превосходство над собою; но бразильцы страшатся сего разделения, которое бы привело бы их к безначалию и угнетению множеством мелких тиранов. Среди волнения, произведенного в умах идеями федерализма и системами демагогов, Дон Педро, утомленный бременем короны, решился сделать последнее усилие, чтобы найти себе опору в недрах собственной своей империи.
[23]
[24]
[25]
[26]