Первые дошедшие до нас сведения о намерениях Киреевского относятся к началу сентября 1831 г. В письме от 9 сентября Н. М. Языков просил В. Д. Комовского доставить ему «удовлетворительные сведения вот о чем: как получается позволение издавать журнал»4. Сведения эти были нужны несомненно для Киреевского. Название журнала — «Европеец», судя по всему, родилось одновременно или почти одновременно с идеей его создания. 19 сентября Киреевский писал А. А. Елагину: «Дело, о котором мне нужно поговорить с Вами, важное: издание журнала. Как Вы об этом думаете? Напишите ответ с первой почтой. Ни убытку, ни барыша большого мне не иметь; но есть барыш нравственный: необходимость деятельности для меня, и лишняя книга для публики. Назвать я думаю: Европеец. План телеграфский, только без мод. Последние выгодны, но как-то неблагородны. Об дальнейших подробностях надобно нам будет потолковать вместе».
«Телеграфский» значит, разумеется, план «Московского телеграфа». Более конкретное представление о том, каким Киреевский предполагал видеть свой журнал, дает его программа:
«Европеец
Журнал наук и словесности будет состоять из 5-ти отделений.
1. Науки. Сие отделенье будет наполняться оригинальными и переводными статьями по части Истории, Географии, Статистики в пространном смысле Государствоведенья, Земледелия, Политической Экономии, Философии, Астрономии, Наук Естественных и пр.
2. Изящная Словесность: Стихи, повести, сказки, рассужденья и вообще Изящная проза, переводная и оригинальная.
3. Биографии знаменитых современников, особенно литераторов.
4. Критика. Разборы книг, журнальных статей и театральных пьес русских и иностранных.
5. Смесь: Библиографии, известия, замечания о литературе и науках, о русских и иностранных театрах, новости, анекдоты и пр.
Годовое издание будет состоять из 6-ти томов, или 24 книжек, к которым по временам будут прилагаться портреты, виды facsimile, каррикатуры, ноты и проч.»
22 сентября Елагин ответил на письмо Киреевского: «В самом деле дело важное, и я, не пропуская почты, отвечаю тебе, любезный друг Иван Васильевич! Ежели ты почувствовал в себе необходимость деятельности и надеешься прокормить эту деятельность журналом, — то чего ж думать — с богом».
Баратынскому, жившему тогда в Каймарах, Киреевский написал еще раньше: 21 сентября датирован ответ поэта. Баратынский не одобрил намеченное Киреевским название. «…Мне кажется, — писал он, — всего лучше выбрать такое, которое бы ровно ничего не значило и не показывало бы никаких притязаний. "Европеец" вовсе не понятый публикой, будет понят журналистами в обидном смысле; а зачем вооружать их прежде времени?». По практическим соображениям Баратынский не хотел, чтобы название журнала провозглашало его программу, но, узнав, что это название принято, он не стал возражать: «Ежели уже получено позволение издавать журнал под фирмою "Европейца", пусть он останется "Европейцем". Не в имени дело». Но для Киреевского дело было и в имени. Как показывает его письмо к Жуковскому, это «имя» служило знаменем идей, которые он собирался пропагандировать.
25 сентября Киреевский подал в Московский цензурный комитет прошение и программу журнала. 13 октября «последовало очень благополучно без малейших затруднений» разрешение Главного управления цензуры. 23 октября товарищ министра народного просвещения Д. Н. Блудов известил попечителя Московского учебного округа о «согласии на предполагаемое г. Киреевским издание под названием "Европеец"».
Киреевский весь отдался работе — и сразу столкнулся с серьезными трудностями. А. П. Елагина сообщала о них Жуковскому: «"Европеец" осовел; многих журналов здесь получать не позволено, напр. L'Avenir и Литературных Английских. Вяземский, Тургенев все обещают, и благодаря балам и вечерам — не дали ничего. Подписчиков еще нет. Уверяют, будто объявление его слишком скромно, и неизвестное имя издателя не привлекает никого. Первая книжка почти напечатана, а на вторую, кроме Онуфрия (т. е. Войны мышей и лягушек Жук-ого), еще нет ничего». Время шло, а положение не облегчалось: «Иностранных журналов еще нет, и это нас сокрушает… Вяземский обещал много и не дал, Пушкин также; издатель остается при своих и смущается крепко».
О недостаточном количестве подписчиков «Европейца» упоминают и другие современники. Однако сведения, сообщаемые по этому поводу, существенно расходятся. В январе 1832 г. Киреевский писал В. Ф. Одоевскому: «Издание будет мне стоить около 15 тысяч, а до сих пор у меня только четыреста подписчиков». А. И. Кошелев, находившийся в это время в Женеве, получил от Киреевского сообщение, что у него 50 подписчиков. Та же цифра фигурирует я в письме М. П. Погодина к С. П. Шевыреву от 20 января 1832 г. Кошелев выражает в этой связи опасение, что Киреевский «принялся не за свое дело и что журнал его не пойдет. Чтобы быть журналистом, не надобно иметь огромных способностей, но необходимо быть одаренным теми способностями, которых вовсе не имеет Киреевский. Он может быть славным сотрудником, но поспешил и людей насмешил. Если бы он дождался Шевырева (находившегося в то время за границей. — Л. Ф.) и с ним начал издавать журнал, то дело бы пошло, хотя и не славно, по, по крайней мере, порядочно». Какими-то сведениями о том, что у Киреевского мало подписчиков, располагал и Баратынский.