Герцен тоже писал о резкости перемен, произошедших в Киреевском, писал много и всегда с грустью. «…Этого человека, твердого и чистого, как сталь, разъела ржа страшного времени. Через десять лет он возвратился в Москву из своего отшельничества — мистиком и православным». Герцен считал «нелепым» то решение вопроса о современности Руси, которое отстаивал Киреевский, но он настойчиво противопоставлял его другим славянофилам. Киреевский, писал он, «верит в славянский мир — но знает гнусность настоящего».
Справедливость последних слов Киреевский подтвердил, когда за полгода до смерти написал письмо Вяземскому, содержавшее убийственную характеристику того подавления свободной мысли, которым ознаменовало себя царствование Николая I. «… Покойный император, — писал он, — никогда не любил словесности и никогда не покровительствовал ей. Быть литератором и подозрительным человеком в его глазах было однозначительно. Может быть, когда князь Вяземский будет писать свою биографию, и он расскажет кое-что в подтверждение моих слов. Наши книги и журналы проходили в публику, как вражеские корабли теперь проходят к берегам Финляндии, то есть между схер и утесов и всегда в виду крепости. Особенно журнальная деятельность — этот необходимый проводник между ученостию немногих и общею образованностию — была совершенно задушена, не только тем, что журналы запрещались ни за что, но еще больше тем, что они отданы были в монополию трем-четырем спекулянтам. Мнению русскому, живительному, необходимому для правильного здорового развития всего русского просвещения, не только негде было высказаться, но даже негде было образоваться».
Нисколько не умаляя обобщающего значения этой характеристики, не «заземляя» ее на одном факте, нельзя не услышать в словах Киреевского крик боли, вызванный запрещением «Европейца». Это его журнал пытался пройти в публику «между схер и утесов» и «в виду крепости» и был «запрещен ни за что». Это ему не дали участвовать в здоровом развитии русского просвещения. Прошло четверть века, но старая рана кровоточила. Эту рану Киреевский унес в могилу.
Иллюстрации
И. В. Киреевский. Дагерротип 1840-х годов
Первая страница первого номера «Европейца»
Первая страница второго номера «Европейца»
И. В. Киреевский. Рис. Э. А. Дмитриева-Мамонова
Н. М. Языков. Литография К. Эргот
В. А. Жуковский. Портрет К. Брюллова
А. С. Пушкин. Портрет Т. Райта
Е. А. Баратынский. Портрет Ф. Берже
Программа журнала «Европеец» (ЦГАЛИ)
Текст статьи И. В. Киреевского «Девятнадцатый век» с пометой цензора С. Т. Аксакова и поправкой автора (ЦГАЛИ)
Письмо А. X. Бенкендорфа к К. А. Ливену о закрытии «Европейца» (ЦГИА)
Первая страница третьего (невышедшего) номера «Европейца»
Последняя страница третьего номера «Европейца», на которой было прервано печатание журнала
Первая страница автографа повести В. Ф. Одоевского «Петр Пустынник», предназначавшейся для опубликования в «Европейце» (ГПБ)