Но спросят, может быть: что случится, если обитатели Бразилии, обольщенные пустыми возгласами честолюбивых лицемеров, удалят юного государя, посреди их рожденного? Мы жили среди бразильцев. Узы симпатии и благодарности соединяют нас с ними; мы любим Бразилию почти наравне с отечеством: да не требуют же от нас, чтобы мы старались проникнуть в со будущность, которая в сем предположении должна представиться в ужасном мраке…
Мы жили не в одной Бразилии: путешествовали и на берегах Ла-Платы и Уругвая. Еще недавно страна сия была прекраснейшею частию Южной Америки. Обитатели оной хотели учредить федерацию и начали разъединяться между собою. Каждый городок и деревня хотели иметь свое особое отечество. Люди, достойные всякого презрения, сделались начальниками и взяли оружие; народонаселение рассеялось или истребилось; Эстансии55* разрушились; обширные пространства земли, из которых могли бы составиться целые области, заросли ныне бурьяном, и там, где прежде паслись многочисленные стада, видно теперь только множество одичавших собак, оленей, страусов и свирепых жагваров (Jaguar)56*.
Revue des deux mondes
V. С.С.Т-ой
Н. Языков
VI. Девятнадцатый век
(Окончание)[1]
Жизнь европейского просвещения девятнадцатого века не имела на Россию того влияния, какое она имела на другие государства Европы. Изменения и развитие сей жизни отзывались у нас в образе мыслей некоторых людей образованных, отражались в некоторых оттенках нашей литературы, но далее не проникали. Какая-то китайская стена стоит между Россиею и Европою и только сквозь некоторые отверстия пропускает к нам воздух просвещенного Запада; стена, в которой великий Петр ударом сильной руки пробил широкие двери; стена, которую Екатерина долго старалась разрушить, которая ежедневно разрушается более и более, но, несмотря на то, все еще стоит высоко и мешает.
Скоро ли разрушится она? Скоро ли образованность наша возвыситься до той степени, до которой дошли просвещенные государства Европы? Что должны мы делать, чтобы достигнуть этой цели или содействовать к ее достижению? Изнутри ли собственной жизни должны мы заимствовать просвещение свое или получать его из Европы? И какое начало должны мы развивать внутри собственной жизни? И что должны мы заимствовать от просветившихся прежде нас?
Чтобы отвечать на эти вопросы, надобно определить характер и степень просвещения русского, характер и степень просвещения европейского и их взаимные отношения.
Как же относится русское просвещение к европейскому? На этот вопрос слышим мы ежедневно столько же ответов, сколько встречаем людей, почитающих себя образованными. Между тем от понятия, которое мы имеем об отношениях России к Европе, зависят наши суждения о том, что может ускорить или замедлить наше просвещение; о том, что дает ему ложное или истинное направление; о том, к чему мы должны стремиться и чего избегать; о том, что нам полезно и вредно, что мы должны заимствовать у соседей наших и чего удаляться, и, следовательно, вся совокупность наших мыслей о России, о будущей судьбе ее просвещения и настоящем положении; вся совокупность наших надежд и ожиданий; вся совокупность наших желаний и ненавистей, и — если мы хотим быть согласны сами с собою — самый характер нашей практической деятельности посредственно или непосредственно должен зависеть от того понятия, которое мы имеем об отношении русского просвещения к просвещению остальной Европы.
55 Эстансии, Estancieas, небольшие поместья земледельческие со всеми хозяйственными принадлежностями.
56 Жагвар — хищный американский зверь, похожий на барса.
[1]