Андреас Баадер, Гудрун Энслин, Торвальд Проль и Хуберт Зёнляйн затем и подожгли универсам во Франкфурте-на-Майне (это была их самая первая акция), чтобы напомнить «жирным свиньям» о войне, нищете и страданиях народов «третьего мира» и, в первую очередь, о войне во Вьетнаме. «Мы зажгли факел в честь Вьетнама!» – заявили они на суде.
Когда позже «Бомми» Баумана спросят, что привело его к герилье, он ответит:
«Массовые убийства мирного населения в Южном Вьетнаме, убийство Бенно Онезорга, убийство Че Гевары в Боливии, убийства «Черных пантер» в Америке. Выбора не было. Вернее, выбор был таким: либо без конца оплакивать погибших, либо брать в руки оружие – и мстить».
РАФ вспомнила о призыве Че Гевары «создать два, три, много Вьетнамов!» и заявила: «без вооруженной борьбы пролетарский интернационализм – лицемерие».
«Мы ощущали себя не немцами, мы ощущали себя «пятой колонной» народов «третьего мира» в метрополии», – скажет позднее Хорст Малер. И Биргит Хогефельд подтвердит на суде: «Народы «третьего мира» были нам ближе, чем немецкое общество».
РАФ мыслила открыть «второй фронт» всерьез – то есть перейти к широкомасштабной герилье, к революционной партизанской войне, к революционной гражданской войне, которая «оттянула бы на себя силы международного империализма».
И вот тут у РАФ ничего не получилось. Почему?
Сегодня уже можно уверенно сказать, почему. РАФ рассчитывала, что как только большому числу людей в ФРГ (левым, в первую очередь) станет ясно, что они живут в фашистском по сути государстве, – они начнут бороться с фашизмом всеми доступными способами. РАФ полагала, что второй раз немцы не дадут себя безропотно подавлять фашистскому государству, а значит – возникнет Движение Сопротивления. Все оказалось не так. Когда те немцы, на которых РАФ рассчитывала (то есть левые, антифашисты), поняли, что ФРГ – это фашистское государство, просто фашизм этот – дремлющий, они испугались. Оказывается, латентно фашистским было не только государство, но и общество. Об этом с горечью скажет в 1994 году на своем процессе Биргит Хогефельд. Даже те, кто называл себя «левыми», лишь в незначительном числе переходили к Сопротивлению.
В основном эти «левые» пугались того, что им открылось, пугались тени фашизма – и трусливо отступали, кляня сплошь и рядом РАФовцев за то, что те «провоцируют государство на подавление демократии». В этом, например, обвинила в открытом письме свою приемную дочь Ульрику Майнхоф Рената Римек – и после убийства Ульрики так перетрусила, что ни сама не пришла на похороны, ни детей Ульрики на них не пустила.
У некоторых левых страх и совесть вступали в тяжелый конфликт. Муж Гудрун Энслин, известный левый литератор и издатель Бернвард Веспер написал об этом целую книгу – «Путешествие». В книге он пишет о том, как он ненавидит западногерманское общество сытых обывателей, благополучие которого зиждется на голоде и нищете в странах «третьего мира», как он ненавидит духовное убожество этого общества, ориентированного на потребление, на накопительство. Он ненавидит общество стандартизации и мелочного классового угнетения на заводах ФРГ, где «не только подсчитывают, сколько минут ты провел в туалете, но и сколько листков туалетной бумаги ты использовал!». Он ненавидит «общество доносчиков», где, как во времена Гитлера, агентами БНД (как когда-то гестапо) инфильтрованы все слои (Веспер знал, что писал: именно так были арестованы сразу после поджога универсама его жена и трое ее товарищей – они заночевали у местной активистки SDS, а ее парень – тоже активист SDS! – оказался стукачом). Веспер много напишет о своей ненависти к отцу. Папаша у него и впрямь был примечательный – Вилли Веспер, в 20-е годы – известный оппозиционный поэт, а затем – крупнейший партийный поэт НСДАП. Веспер понимал, что другого пути, кроме герильи, у него нет. Но – боялся. Так он и разрывался на части, пока в 1971 году не покончил с собой…
Оказалось, что «выманить фашизм» наружу, «вызвать огонь на себя» гораздо легче, чем поднять на борьбу людей, которые не хотят и боятся такой борьбы. Впрочем, обвинять рафовцев в том, что они ошиблись, – нелепо. Нельзя было выяснить истинный характер германского общества, не поставив эксперимент.