Вступив во дворец, где справляли по нем поминки, принц вошел в пиршественную залу, к немалому удивлению сотрапезников, уверенных, что он давно умер; почти все радовались его смерти, зная, как доволен Фангон столь угодной ему утратой, и лишь немногие втайне горевали, не в силах забыть былую славу Дании и покойного короля Хорввендила, его памятные победы и все, что означало его имя. Эти люди возликовали при виде принца Гамлета, ибо на сей раз молва оказалась ложной и тиран еще не окончательно восторжествовал над истинным наследником ютского трона, а боги, может статься, вернут принцу разум, на благо его родной земли.
Когда прошло первое оцепенение, в зале поднялся шум и смех; гости, собравшиеся на поминки по живом человеке, посмеивались друг над другом за то, что так легко дались в обман. Они глумливо допрашивали принца, почему он вернулся из долгого странствия столь же безумным, как был, и куда девал двух спутников, сопровождавших его в Британию. Принц показал им дубинки, начиненные золотом, и сказал, что получил их от английского короля в виде выкупа за жизнь этих господ. «Вот вам мои спутники: вот один, а вот другой».
Многие из тех, кто уже и прежде догадывался о тайных мыслях сего пилигрима, поняли, что он сыграл со своими провожатыми злую шутку и вверг их самих в яму, которую они вырыли для него. Опасаясь подобной же участи, они поскорее покинули дворец, и правильно сделали, — такое уж было настроение у принца в день его поминок; день этот оказался последним для всех, кто радовался его беде. Ведь пировавшие думали только об одном: как бы наесться до отвала; нежданное появление Гамлета они сочли новым предлогом для обжорства и питья, тем более что сам принц начал им подносить яства и вина, точно стольник или виночерпий, и внимательно смотрел, чтобы кубки ни минуты не пустовали, и так употчевал свое дворянство, что господа эти, захмелев от вина и осоловев от еды, тут же повалились под стол; неумеренное пьянство — обычный порок немцев и всех вообще северных народов. Когда Гамлет увидел, что пришло время нанести удар, расквитаться с супостатами и бросить навсегда повадки слабоумного, он не стал терять времени даром: по всей зале валялись, словно свиные туши, тела хмельных гостей; одни храпели, другие возились в собственной блевотине, ибо их рвало от непомерного количества выпитого вина. Тогда принц набросил на них ковер, висевший вокруг стен, прибил его гвоздями к деревянному полу, а углы закрепил теми заточенными и обожженными кольями, о которых упоминалось выше. Пьяные гости оказались так плотно прижаты к полу, что, сколько ни барахтались, не могли выбраться из-под ковра. И тогда Гамлет поджег королевский дворец с четырех углов. Ни один из бывших в зале не ушел живой. Все они искупили свой грех в очистительном огне. Пламя высушило избыток влаги от выпитого ими вина, и они умерли в неумолимом жару костра. Внезапно поумневший принц, покончив с ними и зная, что дядя его, не досидев до конца пира, удалился в свои покои, пошел в королевскую опочивальню, находившуюся в дальнем конце замка. Войдя туда, он схватил меч братоубийцы, а вместо него положил свой, ибо заметил, что во время застолья слуги что-то делали с его мечом. Оказалось — они заклинили его намертво в ножнах. Затем, обратясь к Фангону, он сказал:
— Я удивляюсь, бесчестный король, как ты можешь спать, когда дворец охвачен пожаром и в пламени погибли все твои прихвостни, исполнители придуманных тобой жестокостей и мерзких бесчинств. Странно мне и то, что ты спокоен, видя перед собой Гамлета, вооруженного кольями, которые он так давно и задолго навострил, а ныне готов рассчитаться с тобой за гнусную измену моему отцу и сеньору!
Вот когда Фангон наконец убедился в лукавстве своего племянника! Он слышал разумную речь, а над головой его сверкал клинок, занесенный для удара. Король мигом вскочил с кровати и схватился за оружие, — но вместо его меча там висел меч Гамлета, вбитый намертво в ножны прислужниками Фангона по собственному его приказу; и пока он напрасно дергал за рукоять, Гамлет изо всех сил ударил его лезвием по шее, так что голова покатилась на пол, и сказал:
— Вот заслуженная плата негодяям вроде тебя; им по справедливости полагается окаянная смерть. Ступай в ад, и не забудь рассказать своему брату, безжалостно убитому тобой, что тебя прислал к нему его сын. Пусть бедная тень утешится среди вечно блаженных и не числит за мной долга за пролитую злодеем родную кровь, ибо ради этого я презрел узы родства, связывающие меня с тобой.
Да, поистине принц Гамлет был человеком отважным и мужественным. Достоин вечной хвалы тот, кто сумел под личиной хитроумного безумия и мудрого помешательства обмануть своей притворной глупостью стольких умников и хитрецов. Он не только уберег себя от козней и ловушек тирана, но измыслил новую, дотоле не слыханную кару и отомстил убийце своего родителя через много лет после преступления. Столь мудрая осмотрительность в соединении со смелостью и постоянством повергают людей рассудительных в колебания, ибо они не знают, чем более восхищаться: упорством ли и мужеством молодого человека или мудрой предусмотрительностью, какие он пустил в ход, чтобы привести в исполнение так давно задуманное возмездие. Если бывает вообще справедливая месть, то нет сомнения: любовь и жалость к отцу, несправедливо лишенному жизни, освобождают мстителя от осуждения за коварную хитрость. Возьмем историю Давида, царя святого и праведного, кроткого, учтивого, простого сердцем; но и он, умирая, завещал сыну своему и наследнику трона Соломону не дать умереть своей смертью некоему человеку, оскорбившему его[271]. И не подумайте, что царь Давид на пороге могилы, готовясь предстать перед высшим Судией, так уж заботился о мести; но он хотел дать урок грядущим поколениям, чтобы они знали: если задета честь венценосца, то кара за это не может считаться жестокостью и заслуживать порицания; напротив, она достохвальна и требует поощрения и награды.
Будь это неверно, ни знаменитые цари Иудеи, ни другие, более поздние властители не стали бы преследовать тех, кто оскорбил их отцов. Сам бог внушил им таковую обязанность. Об этом свидетельствуют и законы афинян, воздвигавших почетные статуи героям, которые отомстили за унижение и вред, причиненный республике, и смело предавали казни тиранов, пытавшихся нарушить благополучие граждан.
Совершив столь славную месть, принц Датский не решился сразу и прямо объявить народу о своем поступке и положил действовать хитрее и не спеша и постепенно разъяснить подданным причины, побудившие его на такие действия. Итак, окружив себя людьми, сохранявшими верность памяти его покойного отца, он стал ждать, что предпримут граждане, когда узнают о столь внезапных и устрашающих переменах. Жители близлежащих городов видели ночью столбы пламени над дворцом и наутро прислали ходоков узнать, что случилось. Обнаружив на месте дворца груду головешек, среди которых лежали обугленные трупы, горожане остолбенели. Даже стены не сохранились, весь дворец сгорел дотла. Каков же был ужас гонцов, когда они увидели окровавленные останки короля. Туловище лежало в одном месте, голова откатилась дальше. Некоторые возгорелись гневом, еще не зная, на кого; другие проливали слезы при виде столь горестного зрелища; третьи втайне радовались, не смея в том признаться; четвертые ужасались совершенным душегубством и оплакивали страшную смерть своего властелина. Но большинство граждан помнили об убиении короля Хорввендила и видели в случившемся справедливый суд богов, павший на надменную голову тирана. Вот сколь противоречивы были чувства, обуревавшие толпу. Никто не знал, чего ждать, все словно оцепенели, не решаясь выразить свои чувства, ибо каждый дрожал за свою жизнь, каждый опасался соседа, подозревая, что тот, быть может, сочувствует совершенному кровопролитию.
271