Выбрать главу
«Сеньорита, ваши речи Прозвучали слишком круто. Или стали чужеземцу Вы любезною подругой?»
«Бедный! Даже предо мною Он сробел! Какая скука! А француза заприметит — Тут же к мамочке под юбку!»
«Сеньорита, вы ошиблись, Вы насмешница и злючка. Если встречу я француза, То убью собственноручно».
«Ты — убьешь? Вот это мило! Но, увы, поверить трудно. Вон француз идет! А впрочем,— Слишком крепкий, слишком крупный!»
В тот же миг, сражен ударом, Галльский воин наземь рухнул, А влюбленному испанцу Палачи связали руки.
Сеньорита засмеялась: «Эта шутка мне по вкусу — Я отвадила невежу, А платить пришлось французу!»
Андалузец на прощанье Поклонился ей угрюмо И ушел, не обернувшись, С чистым сердцем, с тяжкой думой.
«Не от вас, о чужеземцы, Смерть приму я хмурым утром, Не за то, что эту землю Кровью я залил пурпурной.
Нет, я ранен был смертельно Страстью к деве равнодушной — Госпожа меня судила, Госпоже я отдал душу».
Так твердил он по дороге Палачам, печальный путник. Но послышалась команда, И его прошили пули.

ИНВАЛИД В СУМАСШЕДШЕМ ДОМЕ[84]

Перевод В. Микушевича

Лейпциг, Лейпциг! Скверный город! Изувечен я в бою За свободу, за свободу! Кровь зачем ты пил мою?
За свободу! За свободу! Был храбрейшим я в полку. Череп сабельным ударом Раскроили дураку.
И валялся я, а рядом Битва бедственная шла. Ночь могильною плитою Опустилась на тела.
Боль меня приводит в чувство. Хуже нет на свете мук. Я в смирительной рубашке, И смотрители вокруг.
Где ты, где, моя свобода, Кровью купленный удел? Бьет меня кнутом смотритель, Чтобы смирно я сидел.

ЛЮБОВЬ И ЖИЗНЬ ЖЕНЩИНЫ

(Из цикла)

Перевод П. Грицковой

«Как забыть? Не знаю…»

Как забыть? Не знаю. И в глазах черно. Я давно страдаю, Вижу лишь одно.
Жду его напрасно, Но из темноты Проступают ясно Милые черты.
Не хочу играть я, Белый свет поблек. Что наряды, платья, Если он далек?
Тихо отворяю В сумерках окно. Как забыть? Не знаю. Вижу лишь одно.
* * *

«Никак не поверю в это…»

Никак не поверю в это: За что же лишь я одна Любовью его согрета, Возвышена, окрылена?
Днем и глухими ночами, Будь то во сне, наяву, Дышу лишь его речами, Признаньем его живу.
Я благость любви вкусила, Прижавшись к его груди. И мне не страшна могила И вечная тьма впереди.

ИГРУШКА ВЕЛИКАНШИ

Перевод Л. Гинзбурга

В Эльзасе замок Нидек был славен с давних пор Обитель великанов, детей могучих гор. Давно разрушен замок — не сыщешь и следа, И сами великаны исчезли навсегда.
Однажды, — это было в забытый, давний год,— Дочь великана вышла из крепостных ворот, Спустилась по тропинке, увлечена игрой, И вскоре очутилась в долине, под горой.
Сады, луга и нивы — все незнакомо ей. Близ Гаслаха достигла она страны людей. И города, и села, и пастбища, и лес Предстали перед нею, как чудо из чудес.
Нагнулась великанша, и, радости полна, Крестьянина и лошадь заметила она. Потешное созданье возделывало луг, Стальными лемехами сверкал на солнце плуг.
вернуться

84

Инвалид в сумасшедшем доме (1827) — одно из лучших стихотворений Шамиссо, отражающее глубокое разочарованно широких демократических слоев немецкого народа в итогах освободительной войны 1813 г. Герой стихотворения — участник так называемой Лейпцигской битвы народов (1813 г.), где Россия, Австрия, Пруссия и Швеция одержали решающую победу над Наполеоном.