Европейская поэзия XIX века

Неторный путь мне укажи, о Муза,
Чтоб не угас огонь, что ты зажгла,
И нерушимость нашего союза
Плоды неповторимые дала.

С трубою — Данте[170], лебедю Воклюза[171] —
Милее лира; нет другим числа:
Недаром Флора Аскру[172] догнала,
Оробии не стоит Сиракуза[173].

Любимец Мельпомены италийской[174],
Ты нынче первый, или ты, что смелый
Подъемлешь бич[175], плектрону отдых дав[176]?

О Муза, если на стезе аскрийской[177]
Я упаду, одно хотя бы сделай —
Пусть на своих следах лежу, упав.

РОЖДЕСТВО [178] Перевод С. Ошерова

Обвалом шумным сверженный
С вершины поднебесной,
Стремнинами кремнистыми
Во мрак долины тесной
Упал утес могучий
И, грянувшись под кручей,
Недвижимо на дне

Лежал, пока столетия
Текли чредою длинной,
И солнце не касалося
Главы его старинной, —
Доколь благая сила
Утес не утвердила
На прежней вышине.

Так же с высот низвержены,
Грехопаденья чада
Коснели, злом согбенные,
Поднять не в силах взгляда
К обители желанной,
Откуда несказанный
Исторг их божий гнев.

Средь Господом отринутых
Кто вправе был отныне
С мольбою о прощении
Воззвать к Его святыне?
Завет поставить новый?
Разрушить ада ковы,
Геенну одолев?

Но се — Дитя рождается,
Ниспослано любовью.
Трепещут силы адские,
Едва он двигнет бровью.
С благой пришедший вестью,
Он — паче прежней — честью
Возвысил падший род.

Родник в надзвездной области
Пролился щедрой влагой,
Поит обитель дольнюю,
Всем племенам во благо.
Где тёрном дебрь кустилась,
Там роза распустилась
И дубы точат мед.

Предвечный сын предвечного!
С начала дней какое
Столетье вправе вымолвить:
Ты начался со мною?
Ты вечносущ. Вселенной,
Тобою сотворенной,
Нельзя вместить Творца.

И ты облекся низменной
Скуделью плоти тварной?
За что сей жребий выспренний
Земле неблагодарной?
Коль благость Провиденья
Избрала снисхожденье,
Тогда ей нет конца!

В согласье с предсказаньями
Прийти случилось Деве
В Ефрафов город[179] с ношею
Блаженною во чреве;
Где предрекли пророки,
Там и сбылися сроки,
Свершилось рождество.

Мать пеленами бедными
Рожденного повила
И, в ясли уложив его,
Колена преклонила
В убежище убогом
Перед младенцем-Богом,
Спеша почтить его.

И, к людям с вестью посланный,
Гонец небес крылатый
Минул надменной стражею
Хранимые палаты,
Но пастухов безвестных,
Смиренно-благочестных,
Нашел в степном краю.

К нему слетелись ангелы
Толпою осиянной,
Глухое небо полночи
Наполнили осанной.
Так точно перед взором
Творца усердным хором
Поют они в раю.

И, гимнам вслед ликующим
Взмывая к небосклонам,
Сокрылись сонмы ангелов
За облачным заслоном.
Святая песня свыше
Неслась все тише, тише —
И всякий звук исчез.

И пастухи, не мешкая,
Указанной дорогой,
Счастливые, отправились
К гостинице убогой,—
Где в яслях для скотины
Лежал, повит холстиной,
И плакал Царь небес.

Не плачь, Дитя небесное,
Не плачь, усни скорее!
Стихают бури шумные,
Тебя будить не смея,
Бегут во мрак кромешный
С земли, доселе грешной,
Лишь Твой завидят лик.

Усни, Дитя! Не ведают
Народы в целом свете,
Что Тот пришел, который их
В свои уловит сети,
Что здесь, в пещерке тесной,
Лежит в пыли безвестной
Владыка всех владык.

170

С трубою — Данте… — Труба здесь — символ эпической поэзии.

171

Лебедь Воклюза — то есть Петрарка, в Воклюзе под Авиньоном сложивший лучшие сонеты в честь Лауры.

172

Аскра — городок на склоне Геликона, обители муз; родина Гесиода, автора языческой «Теогонии», которого, — говорит Мандзони, — «догнал» автор христианской «Божественной Комедии» — флорентинец Данте.

173

Оробии не стоит Сиракуза. — Оробией (от названия племени, жившего там в древности) поэт называет Бергамо. Из этого итальянского города происходил Т. Тассо, чья пастораль «Аминта», считает Мандзони, выше античных идиллий Феокрита, уроженца Сиракузы.

174

Любимец Мельпомены италийской… — Имеется в виду В. Альфьери.

175

…ты, что смелый подъемлешь бич… — Обращение к Дж. Парини.

176

…плектрону отдых дав? — То есть оставив лирическую поэзию: плектрон (плектр) — приспособление для игры на лире.

177

…на стезе аскрийской… — то есть на пути к вершинам поэзии (от города Аскры).

178

Рождество. — Написано в 1813 г., опубликовано в 1815 г.; входит в цикл «Священные гимны». По замыслу Мандзони, он должен был состоять из двенадцати гимнов, по числу важнейших праздников католического церковного года. Написаны были (1812–1822) только шесть; сохранились также фрагменты седьмого. Обращение Мандзони в католичество привело его к темам, питавшим высокое всенародное искусство средних веков и Возрождения. В XVII–XVIII вв., у предшественников Мандзони, эта тематика выродилась в академическую, холодную риторику. Задачею поэта было вернуть глубину и непосредственность восприятию евангельской истории. Мандзони обратился к вековым запасам поэтического слова, укорененного в читательской памяти.

179

…Ефрафов город… — Вифлеем, где, но ветхозаветному пророчеству (Мих. 5, 2), родился Иисус Христос.