Выбрать главу

«Я — царь во царстве…»

Я — царь во царстве духа своего. В душе моей мне уготован трон, Я властен, я диктую свой закон И собственное правлю торжество.
Мне служат ворожба и колдовство, Я избран, возведен, провозглашен И коронован лучшей из корон: Я — царь во царстве духа своего.
Но все ж тоска порою такова, Что от постылой славы я бегу: И царство и величие отдам
За миг один — и смерть приять смогу: Восторженно прильну к твоим устам И позабуду звуки и слова.

ABE МАРИЯ

Была ночная синева нежна; Я грезил; из неомраченной дали Златые звезды ласково сияли; Дремала утомленная луна.
И грезою предстала мне Она — Созвездия, столь ясные вначале, Над ней слились в подобие вуали, Струящейся, как чистая волна.
Возлюбленная, Ты явилась мне! Мария, аве! — к небу возлетая, Возник мой голос в воздухе ночном,—
Исчезли мысли обо всем ином: Я видел, как стоишь Ты, Пресвятая, В златом дожде, висящем в вышине.
* * *

«Деревья в позднем золоте стоят…»

Деревья в позднем золоте стоят И ждут зимы недальнего прихода. Как бы вершит осенняя погода Прощанья с жизнью медленный обряд.
Любовью и поэзией объят Я был всю жизнь, — мне не лгала природа, — Но в окончанье бытия и года, Как понял я, никто не виноват.
И невозможно сделаться покорней, Чем из бегущей жизни вырвав корни, И помыслы становятся просты:
Небытие придет на смену яви, Ожить не вправе мертвые цветы — Но я в своем стихе воскреснуть вправе!

АЛЬБЕРТ ВЕРВЕЙ

Перевод Е. Витковского

Альберт Вервей (1865–1937). — Поэт, критик, историк литературы. Один из виднейших участников движения «восьмидесятников». В 1901 году Вервей основывает журнал «Двадцатый век», в 1905 году журнал «Движение». В 30-е годы А. Вервей выступил с осуждением фашизма.

Ранняя поэзия Вервея находится под сильным влиянием Шелли, Китса, Гете, а также Стефана Георге, с которым поэт состоял в многолетней переписке. Поздний Вервей обращается к жанру философских раздумий.

Наиболее известны сборники Вервея «„Персефона“ и другие стихотворения» (1885), «О любви, имя которой — дружба» (1885), «Земля» (1886), «Новый сад» (1898).

ТЕРРАСЫ МЕДОНА

Далекий город на отлогих склонах, ни шороха в легчайшем ветерке. Прислушался — услышал смех влюбленных, гуляющих вдвоем, рука в руке.
Неспешным взором тщательно ощупал незыблемые профили оград, отягощенный облицовкой купол, старинный водоем, осенний сад.
И на руинах каменных ступеней болезненно осознаю сейчас, что мертвые предметы совершенней и, как ни горько, долговечней пас.

МЕРТВЫЕ

В нас мертвые живут, мы кровью нашей питаем их, — в деяньях и страданьях по равной доле им и нам дано.
Мы вместе с ними пьем из общей чаши, дыханье их живет у нас в гортанях, они и мы — вовеки суть одно.
Да, мы равны — но мертвые незрячи; одним лишь нам сверкает свет Вселенной, одним лишь нам дороги звезд видны.
Вовеки — так, и никогда — иначе, и оттого для них вдвойне бесценна мечтательная тяжесть тишины.

СОЗВЕЗДИЕ

Была темна дорога, словно ров. Он знал, что в зарослях таятся змеи. Бледнел закат полоской вдалеке.
И он ступил, спокоен и суров, на узкий путь — и разве что сильнее свой виноградный посох сжал в руке.
И мнилось, что огромную змею он убивает в тусклом звездном свете, на небе встав над нею в полный рост.