Выбрать главу
И новым вихром я разрушу Оковы, жизнь открою, душу. …Вот гасну я. Уснул мой друг. Твой зверь молчит, спи вместе с ним, Плети виденья до рассвета. Дым вышел весь. А верно ль это, Что все на свете только Дым?

ДУДОЧКА

Перевод А. Парина

Покойся в неге, злой коваль цикад! Тебя укроют заросли пырея, И в их ветвях, от радости хмелея, Цимбалами цикады зазвенят.
Росой поутру розы запестрят, И ландыши взрастут, как плат, белея… Покойся в неге, злой коваль цикад!
Взревут ветра чредой угрюмых стад; Курносой Музе здесь куда милее — Твой черный рот намажет эта фея Стихами, что больную плоть пронзят… Покойся в неге, злой коваль цикад!

ЖЕРМЕН НУВО

Жермен Нуво (1852–1920). — В 70-х годах спутник Рембо, затем Верлена в странствиях по Европе, Нуво, подобно им, оказался неспособен вписаться в рамки «нормального» существования. Пережив к сорока годам сильнейший душевный кризис, он так и не вернулся к своей службе школьного учителя рисования, хотя не раз пробовал это сделать. Он просит милостыню на папертях церквей, совершает в одиночку паломничества к святым местам, скитается по Алжиру и Палестине, самой жизнью пытаясь воплотить свой идеал истинного христианства. Остаток дней Нуво провел в родном городке, затерянном в холмах Прованса.

В отличие от Рембо, Жермен Нуво не отрекался от поэзии, однако публикации своих вещей упрямо противился. Его книги выходили либо тайно от автора («Доктрина любви», 1904), либо уже после его смерти («Валентины», 1922). Поклонение богу, отождествляемому то с «природой», то с «красотой», в лирике Нуво переплетается с другой, не менее для него важной, темой — земной страстью к женщине. За обеими ипостасями поэзии Нуво стоит чувство, внушившее ему название одного стихотворения: «Любовь к любви».

ЛЮБОВЬ

Перевод О. Чухонцева

Мне все невзгоды нипочем, Ни боли не боюсь, ни муки, Ни яда, скрытого вином, Ни зуба жалящей гадюки, И ни бандитов за спиной, И ни тюремной их поруки, Пока любовь твоя со мной.
Что мне какой-то костолом, Что ненависть мне, что потуги Корысти, машущей хвостом Угодливей дворовой суки; Что битвы барабанный бой И сабель выпады и трюки, Пока любовь твоя со мной.
Пусть злоба черная котом Свернется — не сверну в испуге, Неотвратимым чередом Приму несчастья и недуги; Чисты душа моя и руки, И что мне князь очередной И что мне короли и слуги, Пока любовь твоя со мной.
Посылка
Тебе, возлюбленной, подруге, Клянусь: бессилен бог любой Мне приказать: «Умри в разлуке!» Пока любовь твоя со мной.

БЛЕДНОЕ ДИТЯ

Перевод О. Чухонцева

Это палый лист блестящий, Низко по ветру летящий, Это месяца ладья, Это солнца восходящий Свет, под ним — любовь моя, Бледный облик малолетки: Плод, томящийся на ветке!
Ночь сойдет — взойдет, сверкая, Мученица дорогая, Та, что ярче лишь цветет, К бледности своей взывая, И душе — ее восход, Как заря с луной в придачу Странствующим наудачу!
В этом личике искрится Чистый свет отроковицы, Дух скитальческой поры. Это голос темнолицей Матери и взгляд сестры. И мою судьбу пытает Та, что бледностью блистает!

СТЕФАН МАЛЛАРМЕ

Стефан Малларме (1842–1898). — Начав в 60-е годы как почитатель Бодлера и Эдгара По, вскоре занял положение главы и теоретика школы французского символизма; в его парижской квартире регулярно, по вторникам, собирались поэты символистского круга. Оставшаяся от него небольшая книга стихов самому Малларме представлялась лишь фрагментом задуманного им целого, совершенство которого должно было противостоять болезненно остро ощущаемому несовершенству бытия. Поэзия Малларме стремится «описывать не вещи, а впечатления от них»; слово у него не прямо обозначает предмет, но, подобно музыкальной фразе, становится сложным единством самого своего звучания и вызываемых этими звуками ассоциаций. Том не менее в изощренном шифре его лирики мир не вовсе теряет свою материальную отчетливость. Формальные эксперименты Малларме касаются прежде всего синтаксического строя стиха, не нарушая, за редкими исключениями, традиций французской просодии и лексической нормы.