ЗИМА
Перевод Т. Скориковой
Пора зимы все явственней близка:
Душа скорбит, и сердце мое точит
Природу охватившая тоска,
Которая мне горести пророчит.
Сгустились над землею облака,
Деревья стонут, гром во тьме грохочет,
А ветер не оставил ни листка
И сердце разорвать на части хочет.
Но снег укроет горы и поля,
Чтобы опять весеннею порой
Проснулась к жизни спящая земля.
Лишь мое сердце правды не скрывает:
Снег старости ложится сединой,
И под лучами солнца он не тает.
Томас Гуд (1799–1845). — Родился в семье книготорговца и издателя в Лондоне. Начал писать, когда в английской поэзии ведущими были романтические направления, но, считая, что «полезней подметать сор в настоящем, чем стирать пыль с прошедшего», он сразу обратился к современной тематике. Известность завоевал своими юмористическими и сатирическими стихами. Томас Гуд — один из ведущих поэтов социального протеста 1830–1840-х годов. Его «Песню о рубашке» высоко ценил Ф. Энгельс.
ДЖОН ДЕЙ
(Патетическая баллада)
Перевод Г. Русакова
Краса и гордость кучеров,
Джон Дей был грозно-тучен.
И ширь его смущала всех,
Кто к шири не приучен.
Лишь взгромоздится на задки,
А лошадей шатает:
Легко ли снесть такую честь!
Силенок не хватает.
Увы! Никто не убежит
Всевластья Купидона.
И вот коварная стрела
Впилась в жилетку Джона.
Он полюбил. Она была
Служанкой из таверны,
Где он, меняя лошадей,
Служил ей правдой верной.
Прелестниц полон дилижанс,
Рядком сидят снаружи.
А для него — одна она,
Ему никто не нужен.
Раз он вошел — она сидит,
Пивные кружки сушит.
И рухнул Джон, вконец сражен,
Пред нею всею тушей.
Она в ответ: «Ах, сударь, нет!..
Ваш вид уж больно странен.
Такой размах, что просто страх…»
Но Джон был страстью ранен.
Уж он стонал, уж он стенал,
Уж он вздыхал, тоскуя!..
Проходит год, второй идет.
Кокетка — ни в какую.
Уперлась — хоть ты расшибись!
Кричит ему бесстыже:
«Катись ты в Ковентри, толстяк!»
(Хоть Страуд много ближе.)
И он катил под скрип колес,
Упорен и беззлобен:
Непредсказуем путь любви
И трясок от колдобин.
Бедняк ослаб и побледнел,
Он таял, точно свечка.
Ему хотя бы нежный взгляд,
Единое словечко!
«О Мэри, глянь: я сух и тощ,
Вконец от страсти сгину.
И не женат, а потерял
Почти что половину».
Но нет, не трогают мольбы
Ни глаз ее, ни слуха.
А Джона ветром долу гнет,
Крылом сшибает муха.
Он даже больше не тощал,
Усохнув до предела.
И понял Джон, что он смешон,
А жить смешным не дело.
Опасен водный рацион,
И вы в него не верьте:
Бедняга Джон лишь воду пил —
И допился до смерти.
Приходит Мэри поутру,
А к ужасу красотки,
Торчат из бочки во дворе
Лишь мокрые подметки…
Есть слух, что бродит Джонов дух
Округой, безутешен.
Но кто поверит, чтобы Джон
Бродил по свету пешим?
ПЕСНЯ О РУБАШКЕ[10]
Перевод Э. Багрицкого
От песен, от скользкого пота —
В глазах растекается мгла.
Работай, работай, работай
Пчелой, заполняющей соты,
Покуда из пальцев с налета
Не выпрыгнет рыбкой игла!..
Швея! Этой ниткой суровой
Прошито твое бытие…
У лампы твоей бестолковой
Поет вдохновенье твое,
И в щели проклятого крова
Невидимый месяц течет.
вернуться
Песня о рубашке. — Эти стихи — отклик на попавшее в печать сообщение о бедственном положении одной лондонской швеи, вдовы с двумя детьми, которая зарабатывала в неделю семь шиллингов.