Выбрать главу
Цветы в ее саду, как школьники, примерны, Стать готовы в ряд, вопросы задавать. Я люблю и их, но мне дикий цвет милее: Дикари мои! Вам есть о чем сказать! Ты, дикарка, мне — как повесть о фиалке, Розе полевой, ты, как они, цветок: Доброте твоей вдоль троп свидетель ландыш; Ты — жизни, доброте свидетель у дорог.
Прохладна сень; играют в крикет дети У молочной, где прохладна белизна; Школьников движенья быстры, лица красны; О, прохлада — мрак прозрачных глаз без дна! Раздобыв на ферме, кувшин она приносит, Каждый тянет клюв в черед свой к молоку. Вот малыш на цыпочках: «Дай поцелую», — Говорит, и клонит она, смеясь, щеку.
Голубям на елях, стеной обставших крышу, В грустный полдень долгий грустно ворковать. Листва поникла, и вдоль дороги сонной Зяблик чуть свистит; поникла синева. В речке по колена бьют хвостом коровы, Без дыханья, в власти солнца, мух, слепней. Милой не видать, а коль не видно милой — Молния, сверкай! Стань, небо, тигр! Дождь, лей!
Сион, о, золотой шуршащий клад-охапка! О, сумбурность смуглых кос, чей сон глубок! О, богатство кос, друг на дружке спящих! О, вкруг талии ослабший поясок! Маки уж мертвы, случайный их багрянец Жив в серьгах пшеницы: в ранах поясок. То в румянце зрелости земли невесты. О, сумбурность смуглых кос, чей сон глубок!
Холоден в закате диск дымно-красный солнца, Ущерблен в холмах, где фиолетов снег; Хижиной луны восток сияет тихо — Там в свой час, горя, луна начнет свой бег. В эту белизну, чеканя ветви чернью, Смотрит бук всю ночь; всю ночь и мне смотреть. Образ жизни здесь на смерти? Смерть на жизни? Душу дай обнять, чтоб знать: бессильна смерть.
Ей сочтут ошибки кумушки в каморке Без окна: ее и неба не видать. «Вот, еще малюткой…» — дребезжит старуха. Рада мучить сердце, уши мне терзать. Да, ошибки были: падая, училась Бегать, контур черт не безупречно строг. Но красе, святящей небо, воздух, — знайте,— Нипочем изъяны с головы до ног.
Если б я сумел наедине быть с небом, Сокровенный сердца я б открыл родник. Как ольха, горит питомец каждый леса, В блеске — как жасмин, колеблясь — как тростник. Как ольха, горя, что в октябре румяна, Как тростник, струясь, когда подул зюйд-вест, В блеске, как жасмин, внезапно освещенный, Таинству небес причастно все окрест.
* * *

«Какими козырями я сильна?..»

Перевод В. Васильева

«Какими козырями я сильна? Не Вечностью, а Временами года!» — Смеется на пути своем Природа. В ней все полно гармонии. Она Вздохнет над розой в тяжкий час разлуки, Но более не обернется к ней. Осознанней, чем люди, и мудрей Смысл бытия постигла та, чьи руки Здесь сеют семена, там сыплют прах, Та, что сама себе наносит мету. Единственной наставницы совету Дадим ли место в алчущих сердцах? Всему свой срок. Всему? И розам дивным Любви? Да, да! Покорно всё минуй, Когда так свеж твой вечный поцелуй, Охваченный волос горячим ливнем.

ВИЛЬЯМ МОРРИС

Вильям Моррис (1834–1896). — Родился в буржуазной семье. Учась в Оксфордском университете, особое внимание Моррис уделял средневековой истории. Тогда же он познакомился с оказавшими на него большое влияние работам английского ученого Рёскина, считавшего искусство необходимой частью человеческой жизни; произведения искусства — это то, что создается свободными людьми, для которых работа — удовольствие. Моррис и его друзья организовали мастерскую для воскрешения древнего искусства ремесленников, что принесло им известность; однако предметы их труда стоили дорого, и покупали их презираемые Моррисом богачи. В. Моррис был членом «Прерафаэлитского братства».