Деревенского друга оставь,
Городского покинь дружка.
Не забудут они тебя,
Башня Лэдло стоит пока.
* * *
«Двадцать один мне было…»
Двадцать одни мне было.
Я слушал совет мудреца:
«Отдайте гинеи и фунты,
Но не отдавайте сердца.
Отдайте рубины и перлы,
А души нельзя отдавать».
Но двадцать один мне было.
Нет смысла со мной толковать.
Двадцать один мне было,
Когда я внимал ему,
Что безнаказанно сердце
Нельзя раздавать никому,
Что буду вздыхать я немало
О том, что с сердцем свершил.
Мне двадцать два миновало.
«Увы, он прав!» — я решил.
* * *
Я непорочен был и мил,
Когда тебя любил.
Дивились все за сотню миль
На мой любовный пыл.
Теперь, когда любовный чад
Прошел и отдымил,
На сотню миль вокруг кричат:
«Он стал таким, как был».
* * *
«Прекрасны небеса и лес…»
Прекрасны небеса и лес,
И нет милей нигде!
Но краше леса и небес
Все то, что есть в воде.
Отмыла куст и облака
Проточная вода.
Земли заманчивей река —
Мне хочется туда.
Едва заслышу я волну,
Достаточно взглянуть —
Изведать жажду глубину,
Шагнуть и утонуть.
Но там, где речка ток струит,
В лазоревой волне
Печальный дурачок стоит:
Он просится ко мне.
* * *
«Шаги солдат в ушах гремят…»
Шаги солдат в ушах гремят.
Мы смотрим на парад.
И вдруг на мне один солдат
Остановил свой взгляд.
Мой друг, как со звездой звезда
И с миром — мир иной,
Мы не встречались никогда,
Не встретимся с тобой.
Друг другу не открыть сердца
Ни мне и ни тебе,
Но я с тобою до конца,
И ты — в моей судьбе.
* * *
«Ты цель себе поставил, друг?..»
Ты цель себе поставил, друг?
Спеши, покуда силы есть.
А хватит дела и на двух —
Я помогу. Я жду. Я здесь.
Зови меня — я прибегу.
Кричи. Я твой услышу крик.
А похоронят — не смогу:
От мертвеца — прок невелик.
Зови, покуда я не сгнил,
Пока не погрузился в ночь,
Покуда из последних сил
Не прошептал, что мне невмочь.
* * *
«А что теперь с упряжкой…»
«А что теперь с упряжкой,
А что с плужком моим,
Которыми я правил,
Покуда был живым?»
Как прежде, тянут кони
По той земле плужок,
Где ты пахал когда-то,
Куда ты ныне лег.
«А что, футбол гоняют
Теперь на берегу?
Ведь поиграть с парнями
Я больше не смогу».
Как прежде, мяч летает,
Сердца разгоряча,
И вратарю не просто
Не пропустить мяча.
«А как моя девчонка?
Устала ли рыдать
В постели одинокой,
Когда ложится спать?»
Она давно спокойно
В постели спит своей.
Девчонка всем довольна.
Забудь ее скорей.
«А как у мила друга
Теперь житье-бытье?
Добыл себе он ложе
Помягче, чем мое?»
Устроен я удобно.
Ночами тешу я
Покойника невесту.
Не спрашивай, брат, чья.
* * *
«Когда я прежде в Лэдло…»
Когда я прежде в Лэдло
Шагал при свете звезд,
Со мной два добрых друга
Шагали во весь рост.
В тюрьму стащили Нэда,
А Дика на погост.
Теперь один я в Лэдло
Иду при свете звезд.
ГВИДО ГЕЗЕЛЛЕ
Перевод с нидерландского Н. Мальцевой
Гвидо Гезелле(1830–1899). — Фламандский поэт и филолог, писал на нидерландском языке. Был священником. Преподавал в духовной семинарии в Руселаре, где одним из его учеников был Албрехт Роденбах (см. ниже). С 1871 года жил в уединенном местечке Контрейк.
С первым сборником («Кладбищенские цветы») Гезелле выступил в 1858 году, за ним в 1860 году последовали «Фламандские упражнения в стихосложении» и «Стихотворения, песни, молитвы». Темы творчества Гезелле— размышления о вере, взаимосвязи природы и человека, о судьбах родины. После длительного, вызванного тяжелым душевным кризисом молчания поэт в 1877 году вновь возвращается к литературной деятельности. Стихи этого периода посвящены вечности и смерти, поэт создал целый ряд мистических гимнов. С 1878 по 1880 год выходит в свет четырехтомное «Полное собрание стихотворений» Гезелле, в 1893 году — сборник «Венок времени», в 1897 году — «Рифмы».
О шелестящий мой тростник!
Напев твой горестен и дик!
Когда пролетный ветр с полей
твоих касается стеблей,—
смиренно гнешься, отрешен,
и, вспрянув, вновь творишь поклон,
и шепчешь… — в глубь души проник
твой зов печальный, о тростник!
О шелестящий мой тростник!
Как редко, встав от дел, от книг,
один сидел я над рекой;
был безграничен мой покой,
и я взирал на ток струи,
на стебли слабые твои,
на рябь… — и постигать привык
твой зов печальный, о тростник!
О шелестящий мой тростник!
Твой голос путника настиг,
но, глух к напеву твоему,
он прочь спешит, из тьмы во тьму,
туда, куда судьба влечет,
где злато звонкое течет,—
не остановишь и на миг
его, о милый мой тростник!
И все же, гибкий мой тростник,
не все отвергли твой язык;
господь твой стебель сотворил,
сказал он: «Дуй!» — и, легкокрыл,
тебя коснулся ветерок,
ты преклонился… слушал бог…
твой голос, мал или велик,
угоден был ему, тростник!