Угощенье — не на шутку:
каждый был и пьян и сыт:
пища — праздники желудка —
и сладчайший аквавит.
Да, приплыли мы не зря:
водка под угря,
в нас огнем горя,
грела тело,
то и дело
чудеса в умах творя.
Ах, фру Лиза напекла
аппетитных булок сдобных!
Как была она мила
в обстоятельствах подобных!
Я, поев ее стряпни,
вспомнил детства дни —
как средь воркотни
было сладко
без остатка
булку съесть в кругу родни.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Рассказать не хватит слов,
как ходили мы молиться,
слыша звон колоколов —
громкий зов святой седмицы,
как скакали до небес,
как ходили в лес
с милыми и без,
как мы пели
и галдели,
будто в нас вселился бес.
Кратко: там для игрока
были карты видов разных,
воз еды — для едока,
пруд питья — для пьяниц праздных,
глазки, чтобы впутать в грех,
множество потех,
игры без помех,
сутки кряду
до упаду
молодой здоровый смех.
Я четыре дня гулял
на гулянье лучшем в мире,
а спроси, так длился бал
разве что часа четыре.
Я вернулся в дом родной
с головой дурной,
руган был женой —
ручкой резвой,
речью трезвой
был развеян сон хмельной.
О ТЩЕТЕ МИРА
(Фрагменты)
В лихорадке
без оглядки
люди падки
на плоды пустых утех.
Но соблазны,
сколь ни разны,
дух мой праздный
не введут в постыдный грех.
Ум не зорок,
манит морок —
власть, богатство, слава, честь.
Морок минет — бед не счесть:
голы, нищи,
а жилище —
пепелище,
нечего ни пить, ни есть.
Хвори, вздохи,
денег — крохи.
Ох, суровые счета
предъявляет нам тщета!
Взял монету —
ах! и нету.
Канет в Лету
пустозвонная мечта.
Именитым,
родовитым
сибаритам
именем кичиться грех.
Хоть почтенно
знать отменно
все колена,
кровь Адама в нас во всех.
Кто в оправе,
в дутой славе
благородство усмотрел?
Благороден тот, кто смел.
Спесь — водица.
Что стыдиться,
коль лениться
твой родитель не умел?
Видишь — плиты,
мхом покрыты.
Речь умерших тщись понять.
Всем земля — родная мать.
Меч всесильный
в тьме могильной
посох пыльный
станет братом величать.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
С миром скверным,
лицемерным
и неверным
мы связали жизнь свою.
Скучен скряга!
Деньги — влага.
Щедрость — благо.
На достаток я плюю!
Все смеются:
«Отольются
эти песенки ему!
Ох, носить ему суму!»
Все осудят?
Будь что будет!
Песнь разбудит,
станет пищею уму.
Шут я? Что же,
у вельможи
при дворе шуты снуют.
Ну, а я — вселенский шут.
Пусть затравят!
Пусть ославят!
Мною правит
лишь вселенной строгий суд.
НЕИЗВЕСТНЫЙ АВТОР
ПРИСКОРБНОЕ НАПОМИНАНИЕ О ГОЛОДЕ
Добрым хлебом кормиться
Привык народ, а сейчас
Мы видим бледные лица
И блеск воспаленных глаз.
Огонь, что пылал на потребу
Душистому тесту вчера,
Теперь служит пойлу да хлебу,
Где только трава и кора.
Раскалив каменья — не солод
И не рожь на этом жару
Мы сушим, а сушит голод
Отбросы, ветви, кору.
Отмирают корни да сучья,
Когда с деревьев подряд
Сдирают в год злополучья
Кору — их природный наряд.
Голод, нужды приспешник,
Сосны раздеть норовит!
Без листьев оставшись, орешник
Являет плачевный вид.
Хочешь знать, отчего мы эту
Неизбывную терпим беду?
На перо мое не посетуй,
Если я причину найду.
Голод и гнет суровый,
Воле творца вопреки,
Изведали сироты, вдовы,
Горькие бедняки.
Там, где бездольный, голодный
Трудится в поте лица,
Бьется в нужде безысходной,
Мукам не видя конца, —
Там, золото бедных тратя,
Бездельем своим гордясь,
Богач утопает в разврате,
Убогие втоптаны в грязь.
НЕИЗВЕСТНЫЙ АВТОР
НАПОМИНАНИЕ О СВАДЕБНЫХ ХЛОПОТАХ[551]
(Фрагменты)
Честью жениться — не грех, да бремя забот непомерных
Взвалишь на плечи себе в столь беспокойное время.
Свататься вздумал — дари юбки, кольцо да браслеты,
Серой масти коня с пурпурным, в розах, седельцем,
вернуться
551
Неизвестный автор. Напоминание о свадебных хлопотах, — До сих пор ведется спор об авторстве поэмы; некоторые литературоведы приписывают ее Георгу Шернйельму.