— Твой язык звучен, — сказала она, — объясни мне, что значат эти стихи?
Он перевёл стихотворение на французский язык, Джулия с глубоким вниманием слушала его.
— Но я нашёл свою пальму, — сказал он и, быстро встав и подняв девушку, продолжал громко: — И никогда больше не оставлю её… Я увезу её с собою на мою прекрасную, тихую родину на севере, и огонь моего сердца заменит ей лучи южного солнца.
Сильное воодушевление оживляло его черты, глубокое чувство светилось в его очах.
Почти в испуге отскочила от него молодая девушка.
— Ради бога, — сказала она дрожа. — Не говори таких слов… не вызывай в моей душе картин, которые никогда, никогда, никогда не осуществятся!
— Почему же нет? — спросил Грабенов. — Разве ты не поедешь со мной?
— Поехать с тобой? — переспросила Джулия, и в её взгляде блеснула радость. — О боже мой! Но… — продолжала она, потупив глаза, — подумай о своих родителях, о своей матери. — Как примет она девушку без имени, которая, — голос её упал, руки сцепились, — не может тебе дать и того, что приносит своему супругу самая беднейшая и самая жалкая? Никогда, никогда, — повторила она печально и мрачно, — никогда не перенести мне этого! Иди своим путём, и пусть я буду для тебя приятным воспоминанием… У меня также останется своё воспоминание, радостный луч в предстоящем одиночестве!
Молодой человек задумался.
— Я не страшусь борьбы со светскими предрассудками за тебя и за мою любовь! Но, — продолжал он весело, — у нас ещё хватит времени подумать об этом — я пробуду здесь всё лето, ты не всегда будешь так печальна, позволишь мне начать борьбу за тебя и за моё счастье. И обещаю тебе, — сказал он громко, торжественно, — я не покину тебя и не успокоюсь до тех пор, пока не исцелю всех ран, нанесённых тебе судьбой!
Джулия покачала головой.
— Мне хотелось бы услышать твой чудесный голос, — попросил он. — Оставим до поры будущее и насладимся настоящим. Дай помечтать при звуках твоей песни, которые вызывают в моей душе картины детства.
И, нежно взяв девушку за руку, он подвёл её к пианино, стоявшему у окна. На маленьком столике лежали ноты.
Она стала перебирать их.
— Я спою тебе песенку, — сказала Джулия, — которая удивительно идёт к моему положению. Песню, которую немецкий композитор влагает в уста певцу моего отечества; я выбрала её из партитуры и аранжировала для своего голоса; она составляет, так сказать, связь между твоим и моим отечеством, потому что её написал немец во славу Италии.
Она положила рукописные ноты на пюпитр и, пока молодой человек садился в кресло, с любовью следя за её движениями, запела нежным, звонким и удивительно сильным голосом арию Страделлы из оперы Флотова[10]:
Глава третья
Едва слышный тонкий запах цветущих роз и фиалок, смешанный с ароматом, напоминавшим испанский жасмин, наполнял салон императрицы Евгении в Тюильри. Здесь обретался целый легион мелких безделушек, украшающих салон каждой знатной дамы, обладающей вкусом: альбомы, рисунки, старинный севрский и саксонский фарфор, античная бронза — одним словом, все те вещи, которые, не имея настоящей цели и пользы, так сильно украшают жизнь, привлекая взгляд то сюда, то туда и наполняя душу вечно сменяющимися образами и вечно новыми мыслями.
В большом мраморном камине горел несильный огонь; стоявший пред ним экран из цельного зеркала в простой раме из позолоченной бронзы, защищал от непосредственного жара, не скрывая, однако, весёлой игры пламени.
Около огня сидела на козетке императрица в утреннем наряде сдержанных тонов; перед ней лежали на большом столе тщательно исполненные эскизы предметов дамского туалета с обозначением цветов.
Рядом располагалась на низеньком стульчике подруга и наперсница императрицы — принцесса Анна Мюрат, бывшая полтора года замужем за одним из первых французских вельмож, герцогом Муши, принцем Пуа, из угасающей фамилии Ноай, — дама лет двадцати шести, высокая и полная, с приятным выражением лица, своей фигурой несколько напоминавшая английский тип.
10
Фридрих фон Флотов (1812—1883) — немецкий композитор. Здесь речь идёт о его опере «Алессандро Страделла» (1844).