— Ни то ни другое, — отвечал Пьерес с улыбкой, — принесённая мной вещь не принадлежит к моей области. Но я знаю, что она возбудит ваше любопытство.
Он развязал шёлковый шнурок и снял бумагу. Потом поставил пред императрицей на стол нечто вроде ящичка, обтянутого чёрным бархатом.
Императрица и герцогиня с напряжённым вниманием следили за манипуляциями барона.
Пьерес поднял крышку и выставил перед императрицей чашку и молочник из белого фарфора.
— Это маленький сервиз, — сказал он тогда, — который употребляла королева Мария-Антуаннета при своих простых завтраках в Трианоне. Как видите, ваше величество, цветочная гирлянда образует вензель королевы. Тогдашний кастелян Трианона взял к себе этот сервиз, который хранился до настоящего времени в его семействе. Сервиз точно принадлежал королеве, в этом нельзя сомневаться. Я прослышал о нём и, зная, что ваше величество сильно интересуетесь всем, что напоминает королеву Марию-Антуаннету, не упустил случая принести вам эту реликвию.
Императрица взяла чашку и стала внимательно разглядывать её. Лицо Евгении выражало печаль и скорбь.
— Она приказала сделать свой вензель из розовых гирлянд, — произнесла наконец императрица тихо и задумчиво, — и розами усыпана была тогда её жизнь. Бедная, несчастная королева! Кто мог бы сказать в то время, что скоро поблекнут эти цветы и что последний удар твоего горячего сердца замрёт в бесцветной пустыне жгучего, одинокого горя! Края этой чашки касалась она свежими улыбающимися устами, — продолжала императрица мечтательно. — Как скоро сжались эти уста в безвыходном горе и выпили до дна страшную чашу жестоких страданий!
Долго смотрела она на маленькую простую чашку и слеза дрожала на её ресницах.
Герцогиня Муши взяла руку императрицы и припала к ней губами.
— Как прекрасно… и как великодушно со стороны вашего величества вспоминать на высоте величия и счастья с таким тёплым чувством о той несчастной государыне, которая некогда восседала на французском престоле! — сказала Анна.
— На французском престоле! — прошептала императрица, не отводя глаз от чашки. — Прекрасен этот престол, но гибелен… Он ей принёс преждевременную, мученическую смерть, но она была велика в своём падении… Была королевой на эшафоте… Быть может, этот престол рухнет когда-нибудь и под нами, — произнесли её губы беззвучно, а мысли, казалось, наполнились мрачными картинами; уныло потупился её взгляд.
Но вскоре Евгения быстро подняла голову с грациозным, ей одной свойственным движением красивой шеи.
— Благодарю вас, барон де Пьерес, — сказала она с ласковой улыбкой, — что передали мне вещь, принадлежавшую королеве-мученице. Надеюсь, её можно приобрести и дать ей место в храме воспоминаний о царственной мученице, который я воздвигаю в тишине.
— Этот сервиз принадлежит старику, скопившему небольшое состояние своими трудами, — отвечал барон. — Он живёт один с женой, детей у них нет. Он не хочет продавать вещь, унаследованную от родителей, но, как говорил мне, почтёт за удовольствие подарить её своей государыне.
Глаза императрицы заблистали радостью.
— Как было бы прекрасно быть французской императрицей, если бы такие настроения разделялись всеми! — воскликнула она. — Не передадите ли, барон, всю эту историю императору и не попросите ли его дать старику орден Почётного легиона? Я сама поговорю с мужем об этом сегодня. Велите сделать полный чайный сервиз из серебра, с моим вензелем — я должна отблагодарить за подарок. Когда сервиз будет готов, вы приведёте ко мне этого доброго старика, я хочу его видеть.
Барон поклонился.
— Приказания вашего величества будут немедленно исполнены.
Императрица задумалась на минуту. Потом взяла карандаш и один из листов, лежавших на столе.
— Благодарю вас, барон, — сказала она с живостью, — не только за прекрасный подарок, но и за мысль, внушённую мне воспоминанием о несчастной королеве!
И опытной рукой набросала на бумаге эскиз.
— Мы отыскивали моду для сезона, милая Анна, — обратилась Евгения к подруге. — Главная трудность состояла в том, чтобы прикрыть бюст, сообразно узкому и короткому платью. Большие шали, мантильи и накидки, которые мы носим теперь, не годятся: они хороши для широких платьев. Теперь я нашла, что было нужно… вот, — продолжала она, передавая герцогине рисунок, — это платок, как носила его несчастная королева. Вопрос решён!
— Charmant — прелестно и просто! — вскричала Анна. — Это в самом деле вдохновение, за которое европейские дамы должны благодарить барона, — прибавила она с улыбкой.