— Иди сюда, — сказала императрица вставая. — Сейчас же и опробуем!
И, взяв кашемировую шаль, которая лежала около герцогини, государыня сложила её и надела на свою наперсницу, потом связала оба конца сзади, в точности так, как изображалось на портретах высокой и благородной пленницы Тампля и Консьержери.
— Как вам это нравится, барон? — спросила императрица, осматривая герцогиню со всех сторон.
— Восхитительно! — воскликнул де Пьерес. — В самом деле, — продолжал он с поклоном, — туалет не может не быть прелестным, когда его придумали ваше величество и когда его носит герцогиня!
— И он будет модой для сезона, — сказала императрица, — все дамы должны надеть его из уважения к памяти несчастной королевы. И пусть новый фасон называется «Fichu Marie Antoinette»[12].
— Как благодарен я судьбе, — сказал барон, улыбаясь, — что она позволила мне присутствовать при великом миге рождения нового закона для прекрасной половины человеческого рода!
Послышался стук в дверь.
Камердинер отворил её, и в комнату вошёл первый камергер императрицы, герцог Таше де ла Пажери.
— Граф Риверо, которому ваше величество сделали честь назначить аудиенцию, ожидает ваших приказаний, — сказал герцог.
— Я не заставляю графа ждать, — отвечала императрица, вставая, — введите его, дорогой герцог! А потом мне нужно поговорить с вами, — прибавила она с ослепительной улыбкой.
Затем лёгким наклоном головы отпустила де Пьереса.
— До свиданья, любезный барон… До свиданья, моя дорогая! — И она протянула герцогине руку, которую та поцеловала.
Барон де Пьерес и герцогиня Муши вышли из салона.
Герцог Таше де ла Пажери ввёл графа, представил его императрице и потом ушёл.
На графе были чёрный фрак и белый галстук; звезда ордена Пия, высокой папской награды, украшала его грудь.
Он низко поклонился, подошёл на три шага к императрице и стал ожидать, когда Евгении будет угодно заговорить.
Императрица пытливым взглядом окинула эту спокойную, холодную и важную фигуру. Ответив на почтительный поклон графа, она обратилась к нему с ласковой улыбкой:
— Очень рада ближе познакомиться с вами, граф; мои родственники в Италии писали мне о вас так много хорошего, что я почувствовала сильное желание познакомиться с человеком, обладающим столь многими необыкновенными качествами!
— Я опасаюсь, — отвечал граф спокойно, — что эти высокопоставленные лица, вниманием которых я горжусь, представили меня, по своей благосклонности, в особенно лестном виде. Ваше величество, быть может, уже заметили, что действительность далеко не соответствует портрету. Но я вполне могу притязать на одно качество: а, именно, на твёрдое и сильное желание служить со всей энергией делу святой церкви, которой и ваше величество оказывает постоянную защиту.
— И которая, несмотря на эту защиту, утесняется всё больше и больше, — промолвила императрица со вздохом. — Скажите, граф, — продолжала она, садясь в кресло и делая графу знак занять место, только что оставленное герцогиней Муши. — Скажите, в каком положении дела в Италии? На что надеетесь или чего опасаетесь вы относительно безопасности Святого престола и достояния Святого Петра?
— Я надеюсь на многое и боюсь всего, — отвечал граф. — В зависимости от того, станет ли Франция защищать Рим или откажется от него. Если Франция, если император, — сказал он, прямо и проницательно смотря в глаза Евгении, — припомнит, что обладание этой прекрасной и могущественной страной связано с преимуществом называться старшим отцом церкви…
— Вы считаете возможным, — с живостью перебила его Евгения, — чтобы здесь могли забыть это преимущество и связанные с ним обязательства?
— Государыня, — сказал граф спокойно и веско, — будущее сокрыто от меня, и мне неприлично выводить пророческие заключения из прошлого, которое говорит мне, что французское оружие сокрушило при Сольферино[13] древний оплот права, и дало возможность необузданным волнам Итальянского королевства грозно потрясать в основании скалу Святого Петра.
Императрица поникла головой и принялась разглаживать складки платья.
— Но если, — продолжал граф, — несмотря на Сольферино, а быть может, благодаря Сольферино и его последствиям, я убеждён, что Франция чаще вспоминает теперь, чем когда-либо, о своих обязанностях по отношению к Святому престолу, то уверенность в этом основывается на более широком вопросе: будет ли Франция в состоянии исполнить эти обязанности?
13
В битве при Сольферино 24 июня 1859 г. объединённые французские и сардинские войска разгромили австрийскую армию.