— Чтобы хорошо исполнить поручаемое вам дело, вы должны в деталях знать, в чём оно заключается и какой требуется результат. Ещё раз напомню вам о том, что первое условие всякой требуемой от вас услуги заключается в безусловном молчании; малейшее нарушение этого условия влечёт за собой жестокую кару.
Яркий румянец выступил на её лице, глаза метали молнии, но маркиза мгновенно овладела собой и спокойным голосом спросила:
— Имеете основание не доверять мне?
— Нет, — отвечал Риверо, — но дело, которое поручается вам, не моё; поэтому необходимо припомнить условия заключённого между нами договора.
— Они глубоко врезались в мою память, — сказала Палланцони.
— Слушайте же! — начал граф, наклонившись и говоря вполголоса.
— Не запереться ли нам? — спросила она, указывая на отворенную дверь в салон и готовясь встать.
Граф удержал её, легко коснувшись руки.
— Оставьте, — сказал он, — говоря о тайных делах, я предпочитаю отворенные двери: за ними никто не подслушивает. Так вот: ведутся переговоры между императором Наполеоном и голландским королём об уступке Люксембурга Франции.
Маркиза подпёрла головку рукой и не сводила глаз с губ собеседника.
— Эти переговоры не должны иметь никакого успеха, — продолжал граф. — Берлинский кабинет ничего не знает о них, надобно как можно скорее уведомить его, и притом так, чтобы не возбудить подозрения, что извещение послано отсюда.
— Но как я могу? — удивлённо вскинулась маркиза.
— Кажется, — продолжал граф, — ни здесь, ни в Голландии не предполагают, что эти переговоры могут привести к серьёзным неудовольствиям и войне, которая способна охватить всю Европу. Если бы голландский король узнал о последствиях этих тайных переговоров, он бросил бы их, потому что не любит войны и особенно боится вражды с Пруссией, которая поставит его владения между двух огней.
— Но я всё ещё не понимаю, как я…
— Я нахожу, — продолжал граф с лёгкой усмешкой, — что ваш экипаж не соответствует роскошной обстановке дома — ваши лошади не достаточно хороши, и масть их мне не нравится.
Она посмотрела на Риверо с немым удивлением и покачала головой.
— У вас должны быть самые лучшие лошади в Париже, — проговорил граф спокойно. — Правда, это нелегко, потому что лучшая упряжка, какую только я знаю и какая годилась бы вам, принадлежит мадам Мюзар. Но эта дама уже обещала продать этих лошадей императорскому шталмейстеру.
Глаза маркизы загорелись, тонкая улыбка заиграла на её губах; она с напряжённым вниманием смотрела на графа.
— Приобрести этих лошадей возможно единственным способом: нанести визит мадам Мюзар. «Paris vaut bien une messe»[15], — сказал Генрих Четвёртый. И результат визита будет тем вернее, что вы, может быть, окажете услугу мадам Мюзар. Она интересуется Голландией и, вероятно, будет благодарна, если ей помогут предотвратить грозящую этой стране опасность.
Маркиза вскочила.
— Довольно, граф! — воскликнула она. — Я всё поняла, вы можете положиться на меня. Я докажу вам, что способна быть вашим орудием. Я заслужу шпоры!
— Не забудьте, — сказал граф, — надобно действовать немедленно, чтобы предотвратить несчастие. Через три дня необходимо знать, достигнута ли цель — иначе придётся избрать другой путь.
— Цель будет достигнута, — отвечала маркиза, — через час, окончив мой туалет, я примусь за дело.
Граф встал.
— А лошади дорого стоят? — спросила женщина с едва заметной улыбкой.
Граф вынул из кармана портфель, достал оттуда чек, подошёл к маленькому, прелестному письменному столу и заполнил пробел в чеке.
— Вот чек моему банкиру на пятьдесят тысяч франков, — надеюсь, этого довольно, — во всяком случае, заплатите, сколько потребуют.
Не глянув на чек, маркиза положила его в красную раковину у подножия античной бронзовой статуэтки, стоявшей на каминной полке.
— Теперь, граф, — сказала женщина с улыбкой, — позвольте мне заняться своим туалетом. Я не прогоняю вас, — прибавила она с особенным взглядом.
Граф взял свою шляпу.
— Я увещевал вас быть скромной, — сказал он, — и не должен позволять нескромности себе.
Риверо с лёгким поклоном направился к двери и, миновав салон, вышел из жилища маркизы.
— Он ледяной, — сказала та со вздохом, позвонив в колокольчик. — И власть его железная. Однако он ведёт меня туда, куда я давно стремлюсь и, быть может… — Затем она повернулась к вошедшей горничной. — Я уезжаю: одень меня; через час подать карету!
Граф сошёл с лестницы.
— Итак, фитиль, от которого зависит пожар всей Европы, находится в руках двух женщин! — сказал он тихо. — И важные, серьёзные господа дипломаты, встретив сегодня вечером в Булонском лесу этих дам, разряженных в бархат, кружева и перья, никак не заподозрят, что в это время судьба мира находится в их прелестных ручках. Какими странными путями идёт живая история, которая впоследствии так торжественно является потомству в монументальных изваяниях!