Помедлив, он, как бы говоря с самим собой, продолжил:
— Каждый отец может сидеть у постели своего больного ребёнка, бодрствовать над ним, а я… я должен скрыть в своём сердце всю тоску, всю печаль, я должен с весёлым лицом приходить к своему сыну… я должен отречься от снедающей мена скорбя, потому что никто, никто, Конно, не должен заподозрить, что червяк подтачивает моё императорское здание… О, Конно, Конно! — вскричал он с невыразимым прискорбием, взглянув на лейб-медика. — Как тяжело быть императором!
— Всё великое тяжело, — отвечал Конно, — но, во всяком случае, императором труднее стать, чем быть.
— Кто знает… — сказал Наполеон задумчиво.
— Но зачем вашему величеству питать столь грустные мысли? — спросил Конно. — Вы были смелы и отважны в дни несчастья, борьбы; зачем терять надежду на свою звезду, которая с таким блеском достигла зенита?
Наполеон устремил долгий взгляд на своего друга.
— Часто мне кажется, — сказал он мрачно, — что эта звезда уже клонится к закату… И закатится совсем, когда угаснет юная жизнь, которая после моей смерти должна обещать новый день. История моего дома доказывает, — продолжал он глухим голосом, — что судьба ведёт нас путём от Аустерлица к Святой Елене.
— Какие мрачные мысли у вас, государь! — вскричал Конно. — Разве мученическая скала Святой Елены не стала краеугольным камнем восстановленного с таким блеском императорского престола? Государь, если бы мир мог услышать, какие мысли наполняют душу могучего властелина великой Франции!
— Этого не будет! — заявил император, гордо выпрямляясь и принимая своё обычное спокойное выражение. — Эти мысли будут погребены в сердце друга! Конно, — продолжал он ласково, причём весёлая, почти детская добродушная улыбка осветила его мрачное лицо, — у меня есть преимущество пред дядей: он узнал своих истинных друзей только в последние дни несчастья, я же испытал их раньше и, сидя на троне, знаю тех, кто не покинул меня в изгнании.
И он протянул руку лейб-медику. Глаза последнего увлажнились.
— Молю Бога, — промолвил он, — чтобы счастье было вам так же верно, как сердце вашего друга.
— Теперь идите, Конно, — сказал Наполеон после минутной паузы. — Поторопитесь отдать нужные распоряжения, чтобы спасти жизнь принца, а я стану работать для утверждения его будущего трона. Ещё одно, — прибавил он, делая шаг к уходившему доктору, — никто не должен знать, что принц в опасности, и уже поэтому необходимо перевести его подальше от любопытных глаз… Никто не должен знать, Конно, даже императрица — она не сумеет скрыть ни печали, ни забот, — ни мой кузен Наполеон, — прибавил император, устремляя проницательный взгляд на доктора.
— Не беспокойтесь, государь, — отвечал последний, — я умею хранить тайны императора!
И, ответив на дружеское пожатие императора, вышел из кабинета.
Наполеон остался один.
Он медленно прошёлся несколько раз по комнате.
— Неужели судьба против меня? — проговорил Наполеон в задумчивости. — Почему труднее удержаться на высоте, чем взобраться на неё? Но если рука ли судьбы грозит мне, то не допустил ли я сам важной ошибки? Мексика! Мог ли я начать эту экспедицию, не имея гарантий со стороны Англии? Немецкая катастрофа? Не допустил ли я просчёта, когда ещё было время повлиять на ситуацию? Италия? Следовало ли отступить от Цюрихского трактата[3] и допустить образование одного целого государства, которое восстаёт против меня и требует Рима, которого я не могу уступить, не обретя себе врага в церкви, не потеряв навсегда влияние Франции на Апеннинский полуостров? И довольны ли карбонарии? Могу ли я надеяться, что новый Орсини[4] не поднимет на меня руки?
Император понурил голову, затем продолжил:
— Да, это были великие ошибки, и гибельные их последствия тяготеют теперь надо мной! Впрочем, — продолжил он, немного поразмыслив и повеселев, — хорошо, что это критическое положение составляет последствие моих ошибок: человеческие ошибки можно исправить и обратить во благо человеческой воли и человеческим рассудком. Но рука вечной судьбы неотвратима и неумолима. Смерть моего сына, — промолвил он с увлажнившимися глазами, — будет, конечно, ударом судьбы, который теперь ещё только угрожает… Поэтому я постараюсь исправить, насколько возможно, свои ошибки, чтобы умолить судьбу. Надобно что-нибудь предпринять в немецком вопросе и показать тем миру и особенно Франции, что моё могущество не уменьшилось и что великие европейские перевороты не смогут совершиться без соответствующего усиления Франции, необходимого для сохранения равновесия.
3
Цюрихский мирный договор 1859 г. был заключён после войны, в которой Франция и Сардинское королевство победили Австрийскую империю.
4
Феличе Орсини — итальянский революционер, предпринявший 13 марта 1858 г. неудачное покушение на Наполеона III.