Он помолчал с минуту, как будто следил за разворачивавшейся перед мысленным взором картиной.
— Однако, — сказал он наконец, — для этого надобно пройти долгий путь, а теперь достаточно пресечь тайные нити Наполеона — он не должен получить Люксембурга. На основании этого мы можем прийти к соглашению с Германией. Но из этого вопроса не должна возникнуть война, которая затормозит преобразование Австрии и погубит политику будущего.
— Вы полагаете, что во Франции решатся вести войну? — спросил Гофманн.
— Как знать… — отвечал министр. — От Наполеона всегда можно ожидать coup de tête [28]!
Он перебрал бумаги, вынутые из портфеля.
— Вот нота Меттерниха! — сказал он, схватывая бумагу. — Посмотрим, что делается в Париже.
Он пробежал депешу глазами.
— В Париже сильно взволнованы, — сообщил он, — император огорчён внезапным открытием его планов, Мутье настаивает на твёрдом образе действий, императора окружает сильное шовинистское влияние. — Плохо, надобно во что бы то не стало предупредить разрыв. Впрочем, — прибавил он со вздохом облегчения, прочитав окончание ноты и передавая её Гофманну, — император хлопочет о мире. Это для нас будет точкой опоры, и мы должны употребить все силы, чтобы предотвратить удар. Телеграфируйте немедленно Меттерниху, — сказал он после минутного размышления, — чтобы он настаивал на желании нашем сохранить мир и предложил наши услуги; я сам напишу ему, дабы он воспользовался всем своим влиянием и отклонил опасность. Пошлите такую же инструкцию Вимпфену. Потом мы должны сообща с Англией подготовить посредничество, предложить конференцию, от которой едва ли смогут отклониться обе стороны. — И тут его губы искривились в усмешке. — Когда дело попадёт на зелёный стол, задор остынет. Потрудитесь изготовить и представить мне инструкцию для графа Аппони!
Гофманн поклонился.
— Прикажете переговорить о деле с Мейзенбургом? — спросил он.
— Конечно, — отвечал фон Бейст с лёгкой улыбкой, — я не хочу ни обходить, ни оскорблять его; полезно оставлять в новой постройке старые столбы, пока не будет возведено новое здание. Поговорите с ним — впрочем, на этот раз он будет совершенно согласен с нами.
Гофман встал. Министр потянул за сонетку, висевшую над его письменном столом.
— Кто в приёмной? — спросил он вошедшего дежурного.
— Герцог Граммон, — отвечал тот.
— Хорошо, — сказал фон Бейст, — стало быть, можно теперь же положить начало!
— Кроме того, — сказал дежурный, — ждёт ещё господин, давший мне карточку и это письмо для передачи вашему сиятельству.
Фон Бейст взял карточку.
— «Преподобный мистер Дуглас», — прочёл он с удивлением. — Известно вам это имя?
Гофманн пожал плечами. Министр распечатал письмо.
— Граф Платен рекомендует мистера Дугласа, — сказал он. — Для меня будто бы будет интересно побеседовать с ним — он-де подробно знает английские дела, и ганноверский король принимает в нём большое участие. Не понимаю, но выслушаю. Попросите этого господина подождать немного, — обратился он к дежурному, — и введите сюда герцога.
Гофманн вышел из кабинета, раскланявшись в дверях с французским посланником, к которому пошёл навстречу министр.
— Добрый день, герцог, — сказал фон Бейст по-французски, подавая руку. — Очень рад, что вы приехали, нам нужно переговорить об одном деле: я предвижу бурю в Европе, и мы должны бы сообща отклонить её.
Герцог Граммон, в чёрном сюртуке с бантом ордена Почётного легиона, выпрямился во весь рост; на изящном его лице, обрамленном вьющимися волосами, с короткими закрученными вверх усами, играла гордая улыбка.
— Не легче ли бороться с бурей, чем отклонять её? — сказал он, отвечая на рукопожатие.