— Вы сами потрудитесь назначить минуту моего отъезда, — отвечал герцог, вставая, — а я между тем отошлю своё сообщение и уведомлю о своём приезде.
Фон Бейст проводил француза до дверей и искренне пожал руку.
— Как будет трудно сохранить спокойствие, — сказал он со вздохом, — пока не совершится возрождение Австрии, пока не соединятся все эти разнородные элементы в одну машину, покорную единой управляющей воле! — Он простоял несколько минут в задумчивости. — Но цель будет достигнута! — Лицо его осветилось радостной уверенностью. — Всеми этими факторами, из коих слагается политически мир, можно руководить умом, комбинациями, искусным управлением противоположных сил; главное, не допустить преждевременного взрыва грубой силы. Испытаем, чего могут достичь ум и искусная политика! — Он подошёл к письменному столу и позвонил. — Введите господина, приславшего мне свою карточку, — сказал он дежурному.
Преподобный мистер Дуглас, как значилось на его карточке, широкоплечий, маленький, приземистый человек лет пятидесяти, принадлежал к числу тех личностей, которых, увидев однажды, трудно потом забыть.
Его большое с крупными чертами лицо, с несколькими шрамами, широким носом и в обрамлении длинных свисающих волос выражало смесь энергии и фанатизма; его глаза, до того косившие, что никогда нельзя было уловить их взгляда, составляли, вместе с мясистым ртом и толстым подбородком такую уродливую гримасу, подобную которой едва ли можно было отыскать ещё в мире. Однако эта совокупность, почти ужасная на первый взгляд, была не лишена некоторой привлекательности, потому что в уродливых чертах горел свет большого ума.
Мистер Дуглас, одетый в простой чёрный сюртук, спокойно вошёл, поклонился и стал пред министром с той важной сдержанностью, которая так свойственна английскому духовенству.
Удивлённый и поражённый, фон Бейст смотрел на эту странную личность.
Потом учтиво указал на стул и сел за письменный стол.
— Граф Платен пишет мне, — сказал он на чистом английском, когда мистер Дуглас устроился напротив, — что вы прибыли из Англии и можете сообщить мне много интересного.
Мистер Дуглас отвечал звучным голосом, тон которого напоминал привычку говорить проповеди.
— Считаю себя счастливым, что вижу великого государственная мужа, имя которого пользуется симпатией у нас в Англии, которому я давно удивляюсь и который, как я убеждён, поймёт и оценит волнующие меня идеи.
Фон Бейст с улыбкой кивнул.
— Мне очень приятно, — сказал он, — если моё имя пользуется известностью в Англии. Я, со своей стороны, всегда питал истинное уважение к духу английской нации.
— Мы в Англии следим с глубочайшим интересом за всем, что делает ваше сиятельство для достижения предстоящей вам великой цели, которая только вам по силам. В особенности я, — продолжал британец, — следил с пристальным вниманием за вашими трудами, потому что связываю их с великою мыслью, которая наполняет меня и руководит мной до такой степени, что я покинул родину, дабы привести в исполнение то, чем проникнуто всё моё внутреннее существо.
Удивлённый взгляд фон Бейста выражал отчасти ожидание тех сведений, которым предшествовало такое странное введение.
— Я подробно и внимательно изучил историю Европы в той форме, в какой она развилась в последние годы, — продолжал мистер Дуглас, — в то же время, по своему духовному званию, я внимательно изучил Священное Писание и на основании этих двух исследований пришёл к тому убеждению, что ныне исполняется откровение великого евангелиста и предстоит борьба со змием, восстающим против Неба, дабы приуготовить Царствие Божие!
Фон Бейст глядел во все глаза на странного собеседника, некрасивое лицо которого горело фанатическим убеждением, правая рука поднялась, левая была прижата к груди. Министр решительно не знал, что делать с этой примечательной личностью.
— Змий, — продолжал мистер Дуглас, — это Пруссия, которая разрушает основания права, попирает святость веры, христианство, низвергает престолы и алтари и готова предать мир неверию, язычеству. Низверженные же ею мужи в белых одеяниях — это те, которые непоколебимы в вере, религии, истине. Те, кто должен объединиться, чтобы помочь архангелу Михаилу в битве со змием мрака.
Странная улыбка бродила на губах министра. Молча и с возраставшим удивлением рассматривал он странного толкователя апокалипсиса.
Мистер Дуглас опустил руку; с его лица исчезло выражение фанатической восторженности и он продолжал спокойным тоном: